Я тоже дала тебе телеграмму 9 мая. Мне казалось, что вся Москва хлынула на телеграфы — так нужно было каждому сказать о радости самому дорогому и близкому человеку!
Но ты прости меня, Аль, мне очень тревожно за тебя. Я просыпаюсь с тяжестью на сердце — ты болен, и я все последнее время видела тебя во сне больным.
Хлопчик мой малый, — я прошу тебя — береги себя очень. Выполняй все, что тебе говорит Мелких, и старайся лежать, как только почувствуешь хоть маленькую усталость. Я не знаю даже, можно ли тебе курить, хоть и посылаю пять сотен папирос. А вот чернослив — это должно быть тебе в пользу.
И еще я прошу — ничего не скрывай от меня о своем состоянии. Обмануть меня ты не сможешь, а молчать тоже нельзя.
Я должна все знать о тебе. Только тогда я могу дышать и жить. Цветами ты меня очень порадовал.
Евгения Пфляумбаум.
Петруси прилетели позавчера, но еще ни один не позвонил и ничего не рассказал о тебе, хотя они, видимо, не представляют себе, в какой мере это меня волнует. А я не могу найти их ни в одной гостинице. И Мавр не знает, где они кинули якорь.
Новостей у меня никаких. (...) Да, Аль, тебе необходимо поехать в Ессентуки, я писала об этом Марийке. Нужно сразу избавиться от этой болезни. Ведь такая поездка вполне реальна. Приложи, родной, хоть маленькое усилие. Как ты теперь питаешься?
Может быть, в Минске можно достать прованское масло — оно растворяет эти камни и удаляет. Так говорят знающие люди.
Я, как всегда, здорова, только по-прежнему замерзаю. Холода в Москве становятся чем-то неизбывным. Вечера заполняю работой (по дому) до 10—11, а потом читаю.
Идти, ты знаешь, никуда не хочется. Я все-таки надеюсь, что ты скоро приедешь. Очень нужно крепко обнять тебя.
Будь здоров и весел.
Женя.
* 05.1945. Москва. (Без точной даты. — Т. К.)
Очень беспокоит меня твое нездоровье. Отчего ты отказался поехать на курорт? Можно было сразу избавиться от этой напасти. А может, мы бы поехали вместе? Для меня это было бы настоящей радостью. Пленум закончился. Хлопцы едут домой. Едет даже и Глебка (...).
Я надеюсь, что ты сумеешь теперь приехать, не дожидаясь Лынькова. Да, давно уже мы не были вместе. Твои цветы стоят на столике и не осыпаются. С ними и с твоими, на этот раз скупыми строками, так и живу. Когда начинает давить одиночество — поговорю с тобой письмом или телеграммою, засыпаю спокойно. Я знаю, что помнишь обо мне и всегда со мной. Только осознавая это ежедневно, можно жить. Чувствую себя почему-то не совсем хорошо, хотя внешне лучше стала. Весна очень страшная, холодная, несолнечная. Дожди начинаются внезапно, и у меня промокают ноги. Поэтому и не могу избавиться от кашля. Если у Марийки есть пирамидон — привези, родной, пару порошков.
