«Всегда же со мною твой образ...» | страница 18
Ночью почувствовал, идя домой, что это невозможно. Нужно быть вместе нам, а к остальному пробьем дорогу. Только мне тяжело, что ничем не могу я помочь тебе в переезде. Ничем не могу ускорить встречу нашу. Ведь ты понимаешь, что иметь билет— это еще половина, в Сибирь надо собираться хорошо, нужно одеть тебе ноги и голову по-настоящему, без этого нечего думать о дороге. А ты еще посылаешь мне зачем-то деньги! Журить, журить тебя надо, родная! И потому, что — надо иметь эти деньги, чтобы посылать их, и потому что я уже акклиматизировался и не мерзну, и если отвечал утвердительно на вопрос о присылке куртки, то только исключительно потому, что ты не поверишь, что не холодно мне, и будешь тревожиться. Одно только хорошо: может, они помогут подыскать комнатушку родной моей. В зиму, в веселый снежный день сегодняшний, жду родную весну. Жду и знаю, что слышишь ожидание мое. Крепко и хмельно оно, как весенние соки, выгоняющие в рост деревья и травы.
Жду!
А снежок падает и падает, и вокруг так радостно — бело, что даже больно от белоснежной радости этой.
Хочу, чтобы был у тебя сейчас тоже вечер прозрачной синевы и мерцающего снега. Чтобы радостью встретила ты его.
Здоровья тебе. Пойду на почту, чтобы письмецо двинулось сегодня.
(Подпись)
P. S. Про это нужно договариваться теперь. Ты уведомляешь заблаговременно о дне выезда своего. В случае — я двигаюсь с места — телеграфирую. Справки о «голосе» больше не добивайся. Я узнал, что действительно делаются запросы, а билет мой прибереги на случай, если с запросом затянется.
Привет домашним.
(Подпись)
20.11.1933.
Так долго идут письма. Я знаю только то, о чем думал, чем дышал ты 6—7 дней назад. А теперь, а вчера, а ночью? А всегда и везде без меня?
Мало дней осталось мне в Минске. Считаю их, отрывая листки нашего календаря с «будущим буденновцем» на лошади. Помнишь? Приближаюсь к тебе.
Ты пишешь — если бы не зима, «мне можно было бы приехать». А если зима? Разве боюсь я холода, дней дороги, которые совсем не 7—8, а 4—5. Знаю точно. Мне только радость. Работа будет. Уголок будет.
С деньгами, конечно, неблагополучно. С переводом бесконечно тянут, то обещая, то отказываясь. На суд у меня есть энергия, но боюсь, потеряюсь я, наконец, в этой слишком затянувшейся мелочности. Оставаться тут, с другой стороны, и ради сомнительного успеха прожить до весны без тебя — ненужно и слишком трудно. Ведь, само собой, волей неумирающего в самые мертвые минуты инстинкта, я выбираю то, что легче мне, — атмосферу большего воздуха и света.