Странная отметка на спине, ближе к бедру, привлекла мое внимание. Бледно-розового цвета, она выделялась из общей картины шрамов.
Протерев зеркало, я повернулась, чтобы лучше рассмотреть отметку на нижней части спины. У меня отвисла челюсть. Святой Аид держал хоккейные клюшки, рисунок имел четкие очертания.
— Какого черта?
— Алекс?
Послышался голос Айдена из спальни.
— С тобой там все в порядке?
Сердце бешено колотилось, я схватила полотенце с вешалки и обернула вокруг себя. Это была последняя вещь, которую я хотела, чтобы Айден увидел. Я открыла дверь и надеялась, что выражение моего лица было обнадеживающим.
— Да, все хорошо.
Выражение его лица говорило, что он не поверил мне, а потом он скользнул взглядом по мне. Не полотенце привлекло его внимание, слишком много плоти было открыто. Глубоко внутри, я знала, почему его губы сжались. Я знала это, когда он смотрел на меня, не мое тело заставило его замереть.
Это была паутина шрамов, которые теперь покрывали почти каждый дюйм моего тела, и это был первый раз, когда он увидел их во всей красе.
Смущение затопило мои щеки жаром. Были шрамы и раньше — от укусов демонов и, конечно, от ножевого ранения, но не такие. Это было уродливо, правда, уродливо. Больше никак не скажешь.
Он встретился со мной взглядом, я не могла стоять и смотреть на эмоции, вспыхивающие в его серебряных глазах, или продолжать разговор дальше.
Быстро пройдя через комнату, я схватила свежий комплект одежды, который он положил на кровать, быстро развернулась, и чуть не падая, направилась обратно в ванную.
— Я скоро буду.
— Алекс…
Я закрыла дверь прежде, чем он что-то сказал, что было бы благосклонным и так типично для Айдена, но я знала лучше.
Это не было нормальным. Это тело, черт возьми, не было больше красивым, я была не настолько глупа, чтобы поверить в это.
Слезы душили меня, я сорвала полотенце и бросила его на пол. Было глупо расстраиваться по этому поводу, это не была проблема из топ-списка-навалившихся-проблем сейчас, но проклятье, в груди горел огонь.
Одевшись, я посмотрела на дверь. Слезы не капали, но вторгшееся онемение распространилось, оставляя за собой худшие из эмоций: гнев и боль.
И страх и беспокойство.
