Она была поражена и как зачарованная все думала об этом чудо-стекле, которое может отражать лицо каждого таким, какое оно в жизни. Она не уставала любоваться в него сама на себя.
Тогбо выменял это зеркальце, как талисман, у одного торговца слоновой костью, который проезжал по временам через деревню.
Праздник совершеннолетия Лумы начался. Женихи трепетали от волнения. Соперники готовились к состязанию.
Бурумунда слонялся целый день, как лунатик, и от временя до времени пробовал делать какие-то особенные прыжки, цель которых была известна только ему. Он теперь больше, чем когда-либо, стыдился своих отвислых грудей, которые часто вызывали насмешки его сверстников, потому что он из-за них был похож на женщину, и притом на далеко не красивую. Он всегда притворялся, что презирает девушек, бегавших раскрашенными в красный цвет, чтобы получить мужа. Как часто некрасивые люди гордятся собой, так и он: — остальные девушки были для него недостаточно хороши, ему нужна была непременно Лума. Самодовольный, как павлин, он все время себя осматривал и с нетерпением ждал мгновения, когда начнется преследование.
Бауцпрп спокойно покуривал трубку, в полной уверенности, что победит он.
И Али также не выказывал нетерпения и спокойно ждал событий. У него в руках были верные козыри, три жемчужины, благодаря которым он получил многообещающее заверение Лумы:
— Когда я тебя увижу, я побегу к тебе, — сказала она ему.
Более точно не договаривались, но он был счастлив и гордо хранил великую тайну, высоко неся голову. Жемчужины он зашил в свое единственное платье — передник стыдливости — и часто тревожно хватался за него, чтобы убедиться, что жемчужины еще тут.
Лума, действительно, серьезно смотрела на Али, потому что три крупные жемчужины имели большую ценность в племени Мотомбоз.
Оцори — был щеголь племени. Чтобы покорить Луму, он прибегнул к франтовству. Он надел свой воскресный наряд. Чем менее культурен народ, тем он больше цены придает воскресному наряду. У Мотомбозов он состоял из передника стыдливости, который, благодаря бахроме, был длиннее каждодневного. К этому предмету одежды Оцори надел еще на шею воротничек, напялил на голову шляпу, которую когда-то нашел на опушке леса и берег, как состояние. Здание цивилизации он увенчал еще палочкой и величественно расхаживал расфранченный, как дэнди, но с обнаженными остальными частями тела.
Но его гордость и уверенность в себе сильно понизились, когда на сцену выступил Майпу. Его преимущества поразили всех: он был крашенными в белый цвет лицом и шеей, с еще более жестоким выражением лица, чем тогда, когда он был в собственной черной коже. Но как бы то ни было, он был белолицый и радостно скалил свои желтые зубы, которые забыл выкрасить. Он считал себя превыше всех, как белый колонист, за которого сам принимал себя теперь.
