— Не суйте вы мне в нос ваших Эйзенштейнов! Пятьдесят пять лет я сам себе Эйзейнштейн!.. Вы вон весь огород стравили…
— Все условно, Миняка…
— Тьфу, ты, будьте вы неладны! Что тут условного? Кормили вы целое лето ораву дармоедов, а они вам же в шапку наклали… Не то, что там огурчики, или салат, картошку и ту всю слопали. С Верой Кириковной опять же история…
Перекошенное лицо Ералагаина побагровело.
— Миняка! — закричал он, с трудом ворочая языком и путая слова. — Гармовои мпронией тебя напоминаю, не заклинай!.. Нет у меня дочери!.. Нет и не было!..
Миняка усмехнулся.
— Ишь, все слова переиначили. Язык не слушается, а вы все сердитесь. Что нет ее, это я вижу, что не было — это шалишь, мамонишь, брат. Я ее когда-то на руках носил.
— Не можешь ты возвыситься до умозри… тельных… вершин! — с отчаянием восклицал Ералашин.
— Где же нам! — не унимался Миняка. — Мы «умных трестов» не составляли, да и ума-то у нас нет, с одним разумом все доживаем.
— Отстал ты безнадежно, старик.
— А пущай! У меня голова и ноги в одну такту действуют, под один рычаг… А у вас? Ум-то ваш — эвона где! На млечных путях рыщет, вчерашнего дня ищет, а ноги?… В сарайчик, с позволения сказать, и то без моей подмоги не сходите… Так-то… Ну, и не дрыгайтесь, а то припарку менять мешаете…
Митродора Уаровна привезла из города доктора Кошкина, того самого, который в начале лета, попав как-то на дискуссию «умного треста», не нашелся вставить ни одного слова в философский ералаш многоумной компании и только, уходя поздно вечером на пристань, бросил Недоткину:
— Да это обезьянья академия какая-то! Заумный Бедлам!
Пока Кошкин осматривал Кирика Петровича, тот попробовал было сесть на своего конька и воспарить в надзвездные выси, но доктор его сухо оборвал:
— Молчите! В вашем положении разговоры — яд.
Он долго возился над больным, потом сел и молча закурил.
— Я полагаю, доктор… — начал Ералашин.
— Если вы будете «полагать», мне здесь нечего делать. Можете разлагаться дальше в свое удовольствие. Слушайте, что я скажу: удар пустячный, через неделю-две танцевать будете, — ручаюсь. Только при одном условии: не разглагольствовать и не волноваться.
— Но доктор, это для философски мыслящего существа…
— К чорту всякую философию! Растительная жизнь и куцые мыслишки. Три аршина в глубину и три в высь, — вот ваш диапазон. Иначе… увидите, что будет… Или, правильнее, не увидите того, что будет… Согласны слушаться — буду лечить; не согласны… Не раскрывайте рта! Кивните головой…
