Профессор только отмахнулся:
— Что же, нам из могилы что ли выкапывать его современников? Я откажусь, вы откажетесь, что-ж это такое будет? Приспособляйтесь, матушка, приспособляйтесь как нибудь.
И торопливо пошел по корридору.
Марья Васильевна уныло посмотрела ему вслед, глубоко вздохнула и, бесшумно ступая войлочными больничными туфлями, пошла за супом.
Через несколько минут Артамон Сергеевич, откушавший и уже несколько окрепший, полулежал на постели, прислонясь спиной к подушке и, привычно поглаживая бобровую с серебром бороду, беседовал с Марьей Васильевной.
— Как тебя, красавица, звать-величать?
— Марья Васильевна.
— А какого ты роду-племени? Княжая дочь, али боярская, али из заморских каких?
— Я крестьянка Тульской губернии.
— Тулу-град знаю, а Губернию-град не слыхивал.
II вдруг ехидно прищурил серый глаз:
— А коли ты роду незнатного, из холопей простых, как же ты ко мне, боярину, без земного поклону вошла? А и так на Руси николи не водилося, и княжны, и боярышни, попригоже тебя, нам, боярам, поясной поклон кладут. Ну, да я не стану гневаться! Мы тоже не лыком шиты. Во послах ездили, разные виды видывали. А и пущай от вашего лекаря немецкие порядки идут. А скажи, лебедушка, к матушке Наталье Кирилловне, посыл от меня был? Коли нетути, так пошли хоть сейчас моего стремянного Гришку в Кремль… Пусть обскажет, что надобно, а не то матушка Наталья Кирилловна прогневаться изволит, что от ее холопа Артамошки ни слуху, ни вестей нетути…
— Какую Наталью Кирилловну известить в Кремле?
Боярин сурово нахмурил брови:
— Да ты что, Марья, белены объелась, что ли? — Баешь русская, а своих царей не знаешь!
Марья Васильевна потупила глаза и промолчала. А боярин стал гневаться еще пуще:
— А ты вот что. Великось мне обед подавать. Да чтоб лапшу со свининою, гуся жареного с кашею, меду сыченого жбан, да пряженцев имбирных, да еще баранинки жареной, да еще…
— Вам нельзя, больной! Бульону покушали и довольно…
— Булен, булен! — передразнил Артамон Сергеевич. — Только брюхо тощает с ваших буленов немецких. Ну, ступай, ступай, Гришку мне покличь. Да Андрюшке-сыну скажи, чтоб суды шел. Я с ими скорее дотолкуюся, чем с тобой, немецкой прихвостницей. Ну, чего стоишь, очи выпучила? Ступай, говорю, отсель!
Марья Васильевна тяжело вздохнула, встала и пошла к двери, проговорив тихо:
— Позвоните, если что надо будет…
Но боярин запальчиво закричал ей вдогонку:
— А и что я за пономарь, чтоб в колокола звонить. Звони сама, коли у вас такие свычаи, что бабы звонят… Тьфу!..
