А потом изменила клятве.
Теперь она – паразит на теле хозяина. Провалится он – провалится и она. Мало того, придется отвечать за его ошибку, как за свою.
Если же она отступится и станет критиковать президента, то, по сути, изменит. Критики припишут ей ошибки Данкана, а сторонники бросят – за то, что предала президента.
Балансировать приходится на грани.
– Я, Кэтрин Эмерсон Брандт, торжественно…
Звонит телефон. Кэтрин машинально тянется за трубкой на туалетном столике, к рабочему телефону, хотя уже поняла, что звонит другой.
Личный.
Она переходит в спальню и там с прикроватного столика берет трубку сотового. Смотрит на экран, где высветился номер абонента. По телу пробегает волна трепета.
«Ну вот и началось», – думает про себя Кэтрин Брандт и отвечает.
Темно. Кругом сплошная темень.
Позади меня на стадионе раздается рев тридцати тысяч глоток. На несколько кварталов вокруг погасло все: фонари, окна, вывески, светофоры… Свет автомобильных фар – точно лучи прожекторов, чиркающие по сцене, а экраны мобильников – как светлячки.
– Подсветите телефоном, – ошалело велит Стас, хлопая меня по плечу. – Быстрее, бежим!
В темноте, при слабом свете экранов, спешим к фургону Нины.
Открывается боковая дверь, и внутри загорается подсветка. Теперь-то, на фоне окружающей тьмы, лицо девушки в лонгсливе «Принстон» видно во всех деталях: точеное худое личико модели, брови тревожно сошлись на переносице; она крепко держит руль. Начинает что-то говорить, наверное, торопит нас, но тут…
…окно слева покрывается трещинами, и голова девушки взрывается. На лобовое стекло летят кровь и ошметки мозгов.
Нина заваливается вправо, виснет на ремне безопасности. Губы замерли на середине слова, глаза пустые, в виске – багровый кратер. Напуганное невинное дитя внезапно и по чужой злой воле избавилось от страха и обрело покой…
«Если оказались под вражеским огнем, падайте на землю и ждите, пока не перестанут стрелять».
– Н-нет, нет!.. – кричит Стас.
Стас.
Опомнившись, хватаю парня за плечи и толкаю в сторону патрульной машины. Падаю на него, прижимая к тротуару, а в мостовой вокруг рождаются фонтанчики. В воздухе свистят пули. Окна патрульной машины лопаются, поливая нас дождем из стекла; стены стадиона плюют каменной крошкой и пылью.
Кругом хаос: крики, вопли, визг шин и гул клаксонов, и все это приглушено гулом крови в ушах.
Прижимая Стаса к земле, нашариваю пистолет у него на лодыжке. Адреналиновый туман вечный спутник боя и с ветеранами навсегда.
