Вся наша неустойчивая конструкция вдруг пошатнулась, меня потащило куда-то назад, затем раздался оглушительный крик, Вовкино тело упруго шмякнулось о плотную глинистую. Он сидел, прислонившись к забору, обхватив руками коленку, из которой текла узенькая струйка крови, а из его глаз капали крупные девчоночьи слезы. Мы помогли ему подняться на ноги, а потом повели домой, поддерживая за руки с двух сторон.
Вовка хромал целую неделю, хотя в ее конце, мне кажется, он больше притворялся. На наши настойчивые расспросы: «Что Там?» — он отвечал односложно: «Ничего там нет». И вообще. вспоминать эту историю не хотел. Он даже стал избегать нас с Вольтиком.
Однажды мы поймали Вовку возле моего дома и прижали его к стене. Вольтик вытащил из кармана большой болт, который с некоторых пор служил ему оружием, и направил его на допрашиваемого.
— Говори честно, — потребовал я, — ты до верха ведь не достал?
— Чего вы пристали, — Вовка отстранился от болта, — я же вам говорю: ничего там нет, один пустырь, мусор, свалка.
Он вырвался и убежал. Это было слишком неправильно, чтобы быть правдой. Пусть Там не будет ракетной техники и линкоров, но все же Что-то там должно быть. Иначе не может быть, иначе рушится мир, разваливается какая-то его главная суть.
Конечно, мы не могли Вовке верить, не хотели, поэтому не верили. Экспедиция должна была быть повторена, и мы, конечно, осуществили бы ее, если бы не чрезвычайные обстоятельства моей жизни. Дело в том, что нам дали новую квартиру в новом доме и мы вообще уехали из этого пригородного района совсем в другой конец города.
С тех пор прошло много-много лет. Пронеслись годы, прошла целая эпоха. И вот я снова приехал в край своего детства.
Вышел из электрички и сразу же попал на продолговатую пристанционную площадь со стареньким довоенным почтамтом в двухэтажном здании. А вот и моя родная, знакомая до мельчайших подробностей горбатая улочка, обсаженная кривыми разлапистыми липами. Это был наш район, Нахаловка — частный сектор, с домами, построенными еще в тридцатых годах без разрешения райисполкома.
Я прошел несколько коротких кварталов. Остановился. Что это? Вместо домов — развалины. Обломки бревенчатых стен, обрывки обоев, хлопающих на ветру, рваные листья ржавого кровельного железа. Сердце мое екнуло — на месте нашего дома тоже были развалины. Я опоздал. Груды обломанных досок, густой слой штукатурной пыли. Кажется, вот здесь была наша комната, вот там стояла большая пружинная кровать и швейная машина.
