Больных дизентерией мы лечили переливаниями крови и солевых растворов. Это помогло многим из них. У других развивалась водянка, и они умирали от сердечной слабости. Некоторые постепенно теряли сознание, пульс становился редким и слабым. Жизнь их можно было продлить на несколько дней отсасыванием небольших количеств спинномозговой жидкости.
Однажды к нам приехал русский лейтенант медицинской службы из Бекетовки, умный и симпатичный светловолосый мужчина. Мы сказали ему, что летальность в нашем госпитале обусловлена по большей части тяжелыми случаями дизентерии. Он спросил нас, знаем ли мы что-нибудь о дистрофии. Очень часто она является единственной причиной кровавого поноса при отсутствии дизентерии. Наш патологоанатом пожал плечами и вежливо объяснил, что, конечно, вскрывая труп умершего, он видит лишь макроскопическую картину и не может сказать, были ли причиной смерти возбудители дизентерии.
Теоретически оба были правы, но с практической точки зрения ошибались, ибо в случаях с сомнительной симптоматикой мы всегда склонялись в пользу более серьезного диагноза. Только при таком подходе мы могли изолировать всех заразных больных и получать для них необходимые медикаменты. Медицинские службы германского вермахта и Красной армии рассматривали все случаи кровавого поноса как дизентерию, и больные начинали получать соответствующее лечение. Если даже в каком-то случае подтвердить дизентерию не удавалось, все равно оставалась вероятность того, что все же это была именно она. Но ни один военный врач не стал бы этого признавать; для военной медицины будет лучше, если солдаты умрут именно от дизентерии. Я довольно резко сказал русскому лейтенанту, что нет смысла обсуждать этот вопрос, если он не считает, что у наших больных именно дизентерия. Светловолосый русский был невозмутим. Он прекрасно меня понял, но не мог сказать ничего, кроме того, что сказал. Наверное, он подумал, что у этого немца совершенно отсутствует чувство юмора.
Когда он ушел, я набросился на патологоанатома и обвинил его в том, что он поставил нас в невыгодное положение. Этот саксонец был непробиваем, он начал что-то блеять о том, что не может отступить от своей точки зрения. Я просто задымился от злости, и начальнику госпиталя стоило больших трудов меня успокоить.
У нас часто возникали следующие ситуации: наблюдая одного больного, мы приблизительно за неделю до его смерти уже понимали, что он безнадежен. Толстый кишечник был изъязвлен на всем протяжении. Я обсудил этот случай с нашими хирургами, и мы приняли решение поступить, как принято при хронических воспалениях толстого кишечника, — вывести на переднюю брюшную стенку противоестественный задний проход, чтобы снять нагрузку с толстого кишечника и дать язвам зажить самостоятельно. Но наш больной не пережил даже начального этапа операции, несмотря на то что ее выполнял очень квалифицированный хирург. Результат обескуражил нас, и мы отказались от этой идеи.
