Но с тех пор утекло много воды, и Кукке стал совсем другим. Не осталось и следа от его былой уверенности. Да, он был очень жизнерадостным и жизнелюбивым человеком. Но теперь он легко впадал в панику, раздражался; временами в его глазах появлялось просительное, беспомощное выражение. Он ненадолго становился самим собой только после внутривенного введения глюкозы, строфантина и кофеина — он сам назначал себе эту смесь. Иногда лицо его внезапно сильно бледнело. Умер он неожиданно, в окружении товарищей, любивших его так же, как и он их. В тот день мы все собрались вместе и доктор Круг, старый знакомый и коллега Кукке, рассказал нам, кого мы потеряли.
Многие наши товарищи умерли так же неожиданно, когда мы уже думали, что опасность миновала. Смерть этих людей была не тяжела. Они свыклись со смертью и перестали ее бояться. Они не мучились и к тому же в момент смерти были не одиноки.
Йохен Клейн, любитель сладостей, как окрестил его приятель, адвокат и учитель в госпитале номер 2б, лежал теперь в отделении доктора Цимсена, и уже без своего друга. Йохен был почти не в состоянии ходить, у него практически не осталось мышц. Санитары силой вытаскивали его на солнце, но, когда его уносили назад, он плакал.
Лежавшие с ним в одной палате больные от нечего делать занимались резьбой, пользуясь вместо ножей осколками стекла. Особенно изобретательны они были в изготовлении картинок и надписей на своих начищенных до блеска алюминиевых котелках.
Один из них, правда, сделал весьма странную надпись. Его доставили к нам как врача и главу небольшой группы пленных из лагеря на противоположном берегу Волги. Русские — вероятно, в шутку — сказали им, что они возвращаются в Германию. Люди продолжали верить в это в течение нескольких недель, пока не осознали, что происходит на самом деле. Мало того, люди узнали, что их вожак вовсе не врач, а всего лишь фельдфебель медицинской службы. Но упрямство этого человека было не так-то легко сломить. Разоблачение нисколько его не смутило. На своем котелке он нацарапал: «Г. Хофер, фельдфебель медицинской службы, штурмфюрер СА. Сталинград, лето 1943 года».
Непонятно, кого он хотел впечатлить этой надписью. Мы относились к нему настороженно и пытались восстановить его физические силы. Когда Хофер поправился, он стал вести себя как все.
Во время ежедневных обходов я каждый раз осматривал больных. Из тифозного я шел в терапевтическое отделение в третьем блоке, а оттуда в палаты с больными дизентерией, почечными заболеваниями и цингой.
