В одной из полуразрушенных комнат мы обнаружили каменный стол, почти целиком засыпанный щебнем и мусором. Мы расчистили стол; несомненно, раньше его использовали для патологоанатомических вскрытий. Мы, как могли, законопатили потолок и затянули окна проволочной сеткой. Приспособление для мытья мы сделали из старого автомобильного бензобака. Так мы организовали у себя патологоанатомическое отделение. Заведовать им стал доктор Вильд, бывший старший врач клиники Шморля. Это был спокойный, уверенный в себе человек, превосходный специалист. Русские с большим почтением относились к патологической анатомии и проявляли уважение к патологоанатомам. Теперь они относились к нам с большим уважением, так как отныне мы вскрывали трупы всех умерших. Это облегчило и нашу работу. Теперь мы точно знали, какую серьезную болезнь или инфекцию мы пропустили. Данные вскрытий давали нам материал о течении болезней, которые нам приходилось лечить. Мы смогли теперь показать русским, насколько обоснованными были наши требования об улучшении рациона и о снабжении лекарствами и витаминами.
Мы ежедневно собирались у каменного секционного стола. Каждый раз нас сильно угнетало зрелище иссохших тел, каждый раз убеждались мы в бесплодности нашего лечения, в бесплодности попыток противостоять губительному действию болезней, холода, голода и темноты на наших больных. Как в условиях окружения, так и теперь в тканях совершенно не было жира. В трубчатых костях не было ни красного, ни желтого костного мозга; внутренние органы были поражены бурой индурацией, отмечалось расширение правых отделов сердца. У умерших от тифа обнаруживали отек мозга, уплотнение мозговых оболочек, имевших синюшную окраску, а на разрезах белого вещества выявлялись множественные кровоизлияния. Мы очень хорошо знали этих больных, ведь это были не просто больные, это были наши друзья, наши товарищи по несчастью. Мы делили с ними одни и те же тревоги, одни и те же страдания. Их голоса продолжали звучать в наших ушах и после их смерти. Мы сами прошли через тиф, знали, какие жуткие головные боли сопровождают эту болезнь. Видя изменения в мозге умерших, мы лучше понимали, что происходит у живых, понимали, что пришлось пережить и нам самим. Теперь мы не удивлялись тому, что нам казалось, будто наша голова вот-вот лопнет от невыносимой боли. Теперь мы не удивлялись тому, что каждое размышление давалось нам с большим трудом, что мы страдали ухудшением памяти, что многие из нас почти оглохли. Все это не прибавляло нам оптимизма, но мы хотя бы оказались сильнее болезни.
