Когда я вернулся домой, этого мудрого человека уже не было в живых. Ни его здоровое тело, ни его бодрый дух не смогли продлить его жизнь до глубокой старости. Он погиб под обломками дома, разрушенного прямым попаданием бомбы. Смерть уже давно неистовствовала в сердце моей страны, о которой мы тогда грезили, как о мирном убежище.
Тиф продолжал свирепствовать в тифозном бункере и даже перекинулся в помещение, в котором жили врачи. Однажды ночью мы были разбужены оглушительным ревом: «Этот Блинков, всемирный коммунист! Тидди-пом, тидди-пом, тидди-пом… Этот Блинков, всемирный коммунист!»
Кричал вестфалец Шорш Хербек, у которого внезапно начался бред. Русский часовой уже начал проявлять беспокойство, когда нам с большим трудом удалось утихомирить Хербека. На следующее утро мы перенесли его в тифозный бункер. Он проболел целый год. Другой наш помощник, фельдфебель Бауман, встав однажды утром, помочился посреди комнаты. Температура у него поднялась раньше, но он никому не сказал о своей болезни. Его тоже отправили в тифозный бункер и положили рядом с Шоршем. Сделать это было не так легко. Несмотря на все наши увещевания, он злобно смотрел на нас, явно собираясь сопротивляться. Как и все больные, он считал перевод в другое помещение зловещим знаком и поэтому всячески ему противился.
Правда, в те же самые дни из тифозного бункера к нам вернулся молодой венец доктор Екель. Это был культурный молодой человек, прекрасный шахматист, отличавшийся смесью смирения и тонкой иронии, столь характерной для венцев. Теперь от этой утонченности не осталось и следа. Начать надо с того, что он почти полностью оглох. Когда его о чем-то спрашивали, он неизменно отвечал громким вибрирующим голосом: «Что-о?» Выдавить из него что-либо внятное стоило громадных усилий и энергичных убеждений. Кроме того, он стал абсолютно беспомощным.
Однажды ему надо было отнести полное ведро от двери подвала до печки. Он медленно шел к цели, передвигаясь мелкими шажками. Вдруг он остановился посреди комнаты как вкопанный и тупо уставился прямо перед собой, продолжая держать в руке тяжелое ведро. Он стоял, не делая никаких попыток идти дальше.
Один из нас окликнул его.
— Доктор Екель!
— Что-о? — последовал обычный ответ.
— Почему вы не идете дальше? — спросили мы.
— Что-о?
Мы повторили вопрос:
— Почему вы не идете дальше?
Тогда он ответил:
— Передо мной стоит стул.
Мы действительно увидели стул; но у Екеля оставалось много места, чтобы просто его обойти.
