Некоторые исследователи считают, что чекистов интересовали социально-философские и технические пророчества Уэллса. Первая авторская редакция романа «Машина времени» была перегружена формулами, якобы пригодными для создания фантастического агрегата, из-за чего и была отвергнута издателями. А руководители ЧК Яков Петерс, подобравший оставшуюся после революции не у шпионских дел Муру, и Глеб Бокий интересовались, среди прочего, и всевозможными тайнами на грани сверхъестественного, для поисков которых приспособили профессора Варченко и убийцу немецкого посла Мирбаха, друга Есенина, чекиста-авантюриста Якова Блюмкина. С приходом к власти Сталина вся компания была в его стиле без шума устранена. Мура же, с увяданием её соблазнительной прелести – красавицей в классическом понимании она не была никогда, – через некоторое время вновь оказалась не у дел. Однако даже будучи уже стара и бедна, но не оставив привычки сразу же пускать любые оказавшиеся в её руках деньги на ветер, Мура предпочла уничтожить свой личный архив, хотя могла и продать. Что было целью её взаимоотношений с Уэллсом, мы не знаем, однако вряд ли московское начальство ставило перед агентессой задачу разузнать формулы машины времени. Самое большое, что она могла сделать, – как-то повлиять на творчество, в том числе политическую аналитику писателя. Самое меньшее – сообщать куда следует о его проектах и контактах.
Герберт Уэллс якобы рассказывал, что в ранней юности, работая у жестокого и несправедливого хозяина и придя в отчаяние, перенёсся в другое место и время. Правда, это случилось после горячих молитв, обращённых к Богу. Возможно, писатель действительно пережил мистический религиозный опыт, определивший его творчество и объективно содержащиеся в нём предсказания. В предисловии к изданию «Войны в воздухе» 1941 года Уэллс написал, что его эпитафией должна стать фраза «I told you so. You damned fools» – «Я вас предупреждал, проклятые вы дураки!».
Трудно представить себе хладнокровного англичанина Уильяма Сомерсета Моэма (1874–1965) сгорбившимся перед камином и, словно Гоголь, сжигающим рукописи. Между тем именно так он и поступил, когда Уинстон Черчилль, прочтя изрядную часть его готовых к изданию книг, заявил писателю о том, что тот слишком реалистичен – нарушает Акт о государственной тайне. Моэм уничтожил четырнадцать неизданных романов! Когда Булгаков говорил, что «рукописи не горят», он имел в виду манускрипты уровня гоголевских; черновики шпионских романов горят вполне бойко, с синим пламенем и белым дымом. И всё же жаль, что мы никогда их не прочтём – Сомерсет Моэм отлично разбирался в людях, его романы «Бремя страстей человеческих», «Луна и грош», «Пироги и пиво», «Остриё бритвы» и, пожалуй, самый известный – «Театр» – полны достоверного психологизма.
