Вода теплая и приятная, напор такой, что я чувствую свое тело – оно ясное, как стекло. Я поднимаюсь на пальцах максимально высоко и не боюсь поскользнуться. Так крепко я чувствую кафель, так уверенно распределен вес. Есть во всем этом какое-то изначальное ощущение цельности.
Я вспоминаю свой сегодняшний сон. Мне снилось море. Я плавал в море где-то далеко от берега, берег тянулся тонкой желтой полоской по краю синевы, а над ним возвышались серо-зеленые скалы с деревьями, кажется, соснами. Похоже было на расческу с выломанными зубьями.
Было очень тепло. Яркое солнце слепило. Соленая вода пахла йодом и затекала в рот. Ощущение какой-то безграничной свободы под ногами. У меня было чувство, что я знаю, как глубоко подо мной дно и как широко вокруг меня море. Я был радаром или сонаром, который видит все вокруг. Я выныривал из-под воды на поверхность, переворачивался и снова нырял куда-то вниз глубоко-глубоко, а потом, когда воздух кончался совсем и легкие начинали гореть, стремительно мчался вверх к тонкой пленке, которая отделяла меня от воздуха. И вдруг рядом со мной из воды вынырнули дельфины. Четыре или пять. Они плавали вокруг меня, позволяли себя гладить и чесать им языки, я почему-то помнил во сне, что им это нравится, мы играли с ними, и они болтали о чем-то своем, и мне казалось, что я разбираю за этими звуками радостный смех. Я проснулся от того, что плакал.
Последний раз до этого я плакал за день до похорон. Мне приснилась мама. Она попросила меня не ругаться с ее бизнес-партнерами, которых я ненавидел. Мама знала о моих чувствах, и перед, и после просила не превращать ее похороны в скандал. Хотя мне очень хотелось. Ни один человек не заслуживает такого. Чтобы о нем после смерти говорили такие пустые и глупые слова. Это было так противно – вот эти пустые, ничего не значащие, шаблонные слова. Весь этот пустой ритуал. Бессмысленный, но так четко выполняемый. Как будто это что-то значит. Как будто это зачем-то нужно.
Мне очень хотелось что-то с этим сделать, но ничего, кроме насилия: пойти закрыть дверь в ресторан, забаррикадировать все выходы, а потом методично убить их всех, тем что попадет под руку – в голову как-то не приходило.
Поэтому я отсидел положенные час или полтора, а когда все выпили достаточно – ушел.
Был прохладный вечер, и я не стал брать такси, а немного прогулялся. Я шел, и вместо ярости лились слезы. Когда на улице никого, кто бы меня увидел, не было – я тихо скулил.
