Я их не дал.
— Значит, договорились, Макс? — спросил астматик.
Я вновь не произнес ни слова.
— Вот и молодца, — он фамильярно хлопнул меня по плечу и добавил дружелюбно: — Ладно. Правильно делаешь. Ничего не объясняй. Не будешь лезть, куда не надо, а мы забудем о нашем разговоре.
Но заруби у себя на носу — руки у нас длинные, до Кремля дотянутся, если что.
Астматик внезапно исчез, как и появился. Боль обожгла затылок, и меня затошнило.
— Не пойму, что все это значило, — выдавил я сам себе. — Какая-то чушь собачья!..
Если после встречи с жирующим серым вороньем мое сознание находилось в каком-то оцепенении, то теперь я знал, что мне делать. Я летел домой, как на крыльях, ничего не замечал на пути. Поднялся по лестнице в свой полуподвал и поймал себя на мысли, что вернулся домой не совсем по своей воле. Вошел в квартиру и, открыв холодильник, нашел там только банку прокисшей кильки в томате и заплесневевший батон — припасы остававшиеся еще со времени отъезда в Берлин. Я выбросил испорченные продукты и обругал себя за то, что по дороге домой не прихватил хоть какой-нибудь еды.
Тогда я заварил крепкого чаю, принес кружку в гостиную и включил телевизор.
Шла программа новостей. Жизнерадостный ведущий, подстраивая свою интонацию под содержание кадров, бойко выдавал в эфир информацию о работе правительства РФ. Он разглагольствовал о том, что со следующего года у бюджетников таких-то категорий резко возрастет зарплата, а Газпром газифицирует сельские районы страны и такими быстрыми темпами, что селяне по комфорту приблизятся к горожанам. И еще. Поскольку цены на Лондонской и Нью-Йоркской биржах за баррель нефти остаются запредельными, а инфляция в России не достигает порога в 3–4 процента, то все будет тип-топ.
Показали голодовку учителей в далеком Краснотуринске, они требовали повышения нищенской зарплаты. Пока тележурналист перемывал тему про обездоленных россиян, на экране появилась заставка из другого блока новостей: о вручении премии телеакадемикам; на экране замелькали узнаваемые фигуры в смокингах, длинных вечерних платьях. Все сытые, довольные и самовлюбленные до тошноты.
Вновь дали крупным планом телеведущего.
— А теперь спортивные новости, — пробубнил тот.
И я вспомнил, как недавно где-то вычитал, что программы новостей в России кроме освещения событий, передавали в прямой эфир только что происшедшие ДТП, заказные и прочие убийства, результаты землетрясений или техногенных катастроф; или взбудораженных женщин, а то отрепетированные марши студентов с плакатами. И бесконечные сериалы про тюрьмы, зоны, милицию, зэков, благодаря которым Россия уже представлялась сплошной тюрьмой, где все говорили только по фене (на уголовном жаргоне) — и полицейские, и бандиты, и добропорядочные граждане, и молодежь.
