Домой я засобирался только часа в четыре. На самом деле, я мог покинуть редакцию и раньше, все равно там ничего интересного больше не предвиделось – все были в работе. Вика успокоилась и перестала время от времени бросать на меня злобные взгляды, а Соловьева под воздействием букета прониклась любовью к окружающему ее миру и даже назвала Петровича «пусей», чем изрядно его перепугала. Да и то – какая из этого помятого жизнью, вскормленного китайской быстрорастворимой лапшой и перманентно небритого художника «пуся»? Даже с похмелья его таким не представить. Ладно бы еще «бубусиком» обозвала, а то – «пуся».
– Ну что? – бодро спросил меня Ватутин. – Едем к тебе в гости?
Меня совершенно не покоробил этот переход на «ты». Я вообще «выканья» не люблю. Нет, излишняя простота в общении и некое амикошонство мне тоже неприятны, но в данном конкретном случае «ты» более уместно.
– Все-то ты знаешь, – я застегнул пуховик. – Прямо недремлющее око какое-то.
– Предлагаю обойтись без шуток второй свежести, – Ватутин щелкнул пальцами. – И тебе это ни к лицу, и мне по сотому разу их слушать не придется.
Я как-то даже опечалился. Не скажу, чтобы мои слова были прямо вот совсем уж оригинальны, но все-таки…
– А Вику отвезут? – спросил я, садясь в автомобиль.
– Отвезут, отвезут, – заверил меня Ватутин. – Вызвал я уже машину, нормально все будет.
В машине я рассказал ему про букет, который получила Мариэтта, и о своих сомнениях по поводу того, кто ей его прислал. А почему бы и не рассказать? Информация со всех сторон подозрительная, а я вроде как с ними посотрудничал. Да и не вроде как – тоже. Я лицо заинтересованное, мне это не для галочки надо. Речь все-таки о моей голове идет.
– Записано, – сказал Ватутин, и впрямь записывая все это в блокнот. – Жалко, что чек не нашел. А те двое все мне рассказали, прямо спешно, перебивая друг друга. Инициатива-то знаешь от кого шла? По твоему новому назначению, в смысле?
– От Ядвиги, – пробурчал я. – Чего тут гадать? Вот же пся крев такая.
– Ты лучше на русском сквернословь, – попросил меня Ватутин. – А то уши режет такое обращение с польским языком. Но – да, она. Пролоббировала этот вопрос, заручилась поддержкой аж самой Вежлевой и еще пары начальников уровнем пониже, потом пошла с ним к Зимину. И пробила.
– «Самой Вежлевой»? – переспросил я. – А что, Маринка так высоко вскарабкалась за это время, что до нее просто так уже рукой не достанешь? И потом – она вроде рулила регионалкой, от которой до кадров и назначений дистанции огромного размера. Или я что-то пропустил?
