Мой путь к Богу и в Церковь. Живые свидетельства 2000-х годов | страница 34

Самое яркое воспоминание детства — зимние прогулки с папой, который в своей большой мохнатой шубе был похож на медведя, мне это очень нравилось и забавляло. Мы с папой гуляли, задрав головы в небо, он рассказывал мне о звездах, о Боге, который так могуч, что смог создать небо и звезды, эту небесную бесконечность. Меня это поражало: такую бесконечность, действительно, мог создать только тот, кто действительно силен, кто может все-все на свете.

Мне кажется, что это детство, эта уверенность в том, что все будет хорошо, оборвалась в тот момент, когда я лет в 13–14 ушла из церкви. Сейчас я думаю, что то счастье было даром от Бога, Его защитой, и всего этого я сама себя лишила, уйдя из церкви. Почему? Мне не было плохо в церкви, меня не терзали никакие сомнения, просто захотелось самостоятельности вне Бога. Я отчетливо помню мысль: почему все с Богом, а сама я ничего не могу, нужно быть самостоятельной, без Бога. Помню, отучала себя молиться, приучала жить самой, своими силами. В целом, на протяжении всего времени до моего возвращения в церковь, я ощущала внутреннюю пустоту и бессилие. Очень хорошо помню, как представив свою будущую жизнь, я увидела какой-то темный, непонятный мне мир, где я обреченно слаба. Я сильно замкнулась в себе. Со всем этим я упорно пыталась бороться, но ничего, кроме каких-то крайностей, у меня не выходило. Я все время что-то из себя строила, хотела быть похожей на кого угодно, лишь бы не быть самой собой, понимая, что со мной происходит что-то страшное и странное. Несмотря на все это, веру я не потеряла, как ни странно. Вера жила во мне в таком замерзшем состоянии, почти зачаточном, но все-таки она была. Сейчас понимаю, что Господь буквально держал меня в то время. Наши с Ним, если это так можно назвать, отношения заключались в исполнении моих желаний, почти все, что я просила, удивительным образом исполнялось. И у меня было чувство, что Господь все-таки действует в моей жизни.

После школы я поступила в институт. Прежнее тяжелое состояние прошло, но преследовало частое уныние, мало что радовало. Я начала иногда ходить в храм. Мои друзья были готовы, как они сами однажды сказали, всеми способами вытащить меня оттуда. Я горячо, до слез и обид с ними спорила, но все равно боялась. Я боялась изменить свою жизнь. Мне казалось, если я начну оглашение, то всё изменится слишком сильно, и я к этому не готова. Я боялась, что меня не поймет мой молодой человек, благодаря которому ушло чувство уныния и обреченности. Но совесть говорила, что нужно пойти, и внутренне я хотела на оглашение. Часто этим «голосом совести» был папа. Помню, весной он часто мне напоминал, что осенью начнутся огласительные встречи. Я думала, за лето все решу. Буквально через неделю он пришел и сказал — завтра начинается оглашение. Это было шоком, я не знала, что делать. На следующий день, когда друзья меня не искали, а молодого человека рядом не было, я решила, что просто схожу на открытую встречу и посмотрю. После встречи я пришла домой с твердым решением: пусть хоть весь мир будет против, я все равно буду ходить на оглашение и в церковь. Я была убеждена, что все, кто был против — неправы, и что я больше не буду бояться, что мне это надоело. Это было таким поворотным моментом.