Он не стал отвечать на мой вопрос. Сказал, как будто подглядел сцену, которая разыгрывалась у меня в воображении:
— Попробуй сейчас думать о другом. О том, что у тебя есть пять лет, чтобы разобраться, чем ты будешь заниматься всею жизнь.
Я думал, это только начало, но отец достал кошелек из кармана легкой куртки.
— Сколько нужно денег на одежду?
Прикинул, что мне нужно: обувь, джинсы и какая-нибудь толстовка или новый свитер.
— Тысячи две.
Отец отсчитал две двести и сказал:
— Постарайся не пропить.
Это уже стало рефреном. Когда я получал деньги, просто обязан был услышать это.
— Спасибо, не пропью.
Он вдруг скорчил рожу и достал из кармана пачку жвачки.
Протянул мне, я подставил ладонь.
— Перегаром пасет.
Отец пошел работать, я пошел в магазин, прихватив с остановки колесо от дедушкиной тележки. Выпью бутылку пива и поеду на рынок. Мне нужны были новые вещи, это точно. Мою нынешнюю одежду стоило выкинуть без сожаления. Но хорошо, что отец сам предложил деньги, — я как-то еще не привык, что он бросил журналистику и теперь получает нормально, работая пиарщиком в «Межрегионгазе». Наверное, у него зарплата тысяч двадцать, или около того. Семья понемногу выбирается из нищеты.
Я взял бутылку «Жигулевского» и сел в ближайшем дворе. Сделал несколько глотков, и в голове посвежело. Вертел колесико, потом бросил его в урну. Боль с тошнотой отступали. Я погрузился в полуденное спокойствие.
У меня не было ни одной проблемы, все шло как по маслу. Даже экзамены сдал без стресса, чувствовал себя уверенно. Если бы только не врал друзьям насчет своего полового опыта, был бы совершенно свободным человеком. Ложь — работа без зарплаты на каждый день. Нужно только признаться во всем, и перестанешь быть рабом собственных пустых выдумок. Но я так трезво размышляю, только пока сижу один. Даю себе клятву никогда не врать, но внезапное желание оказаться в обойме снова вдохновит на болтовню, нет-нет да и сочинишь анекдотец. Скоро меня подловят на вранье, это вопрос времени. Все от праздности, она виновата, надо пытаться устроиться на стройку на август. Труд помог бы мне исправить этот внутренний дефект, не осталось бы сил на такие глупости.
Осенью Серега перестал работать в доставке воды, зато посоветовал меня другому мужику. Сане. Это был начинающий рыхлеть тридцатипятилетний холостяк. Он был дружелюбно настроен, но мне было тоскливо с ним, чувствовал физическое неудобство от его болтливости.
— Здесь живет одна баба, — говорил Саня, пока мы ехали по Тухачевского. — Я у нее иногда бываю. Тесная, горячая, — показывал мне сжатый кулак. — Зацепит тебя, как кожаной прихваткой. Чистая. Трахнет, накормит, только послушай ее.
