— Давай я тебе объясню через пять лет. Диплом буду защищать на эту тему.
— Нет, мы «по-думаем» сейчас. Это что? «Подумаем», приставка указывает на будущее время? И причем тут «погромче»?
Пока мы распивали первую бутылку, купленную у местного алкобарыги, я пытался отмахнуться от Димы, найти что-то убедительное:
— Выходит, она используется «по-разному». Например, с наречиями.
— Что такое наречие?
— «Погромче», «помедленнее», «получше». Она, видимо, указывает на незначительный сдвиг. Не знаю я.
Местный самогон действовал сильнее, чем водка или спирт. Не просто отуплял, но и превращал все в мультфильм. Стоило мне начать что-то говорить, становилось лень развивать мысль. Скучные части речи извивались в воображении, гипнотизировали и усыпляли ум.
— Говорить «по-английски», трахаться «по-собачьи». Дима, это слишком сложно. Не хочу думать сейчас об этом.
Дима торжественно сказал:
— «Погромче» в маршрутке. Это ведь не значит чуть-чуть. Это значит, наоборот, во весь голос.
Тимофей тоже попытался вставить свое слово:
— Здесь есть действие. Не просто «громче». А с добавлением субъекта. Кто-то воздействует на громкость.
— Ага, ребята, — сказал я, — это точно. Здесь добавляется тот парень, который будет использовать определенную громкость. Дима, который едет в маршрутке на работу.
Я вспомнил, что хотел спросить у Димы:
— Ты можешь меня устроить на месяц поработать? Вам не нужен подсобник?
— Не знаю. Вроде бы не нужен. Зачем тебе это, Жука? Отдыхай перед учебой, еще надоест работать.
— Попробуй меня устроить, пожалуйста.
— Узнаю. Подумаю.
Через секунду он уже забыл о моем вопросе:
— Вот, например, в словах «помахать» или «поговорить»? Какое значение тут?
Я сходил в туалет и над унитазом замечтался о работе на стройке. Как это здорово: весь день работать, а вечером читать книгу или вот так говорить за выпивкой. И ты никому не должен денег. Все просто: честная хорошая работа и заслуженный досуг. От суеты и жестокости меня сейчас отделяла полоса любви и дружбы. Мир стал нежнее, эмоции яснее, раскрылась чувственность. Предметы утратили резкость, остроту очертаний, больше не было границ между мной и миром, я больше не был обездоленной соринкой, а был частью целого. Но говорить теперь было сложнее. Пока мочился, я бормотал: «Дима, устрой меня к себе подсобником. Подсобным рабочим». А когда вернулся, Димы уже не было. Ночь наступила раньше, чем ожидалось.
— Похоже, он ушел спать, — сказал Тимофей.
— А как же моя работа на стройке?
