Во время войны много было написано во славу упорства. Мы все обладали им, особенно тогда, когда долгие годы войны научили нас перед тяжелыми боями полностью отключать чувства и беспокойство и приучили к состоянию «ожидания», в котором можно находиться почти без нервного напряжения. С ним все было совсем наоборот. Его касалось все, и должно было все касаться. Он хотел до самого последнего момента все видеть, все слышать, обо всем знать. Это беспрестанное напряжение не тяготило его, как, возможно, других, а давало ему чувство ясности. Это постоянное продумывание свой задачи обостряло его чувства. Он верно ощущал все, что происходило вокруг него во время боя, его зрение и слух были безупречно острыми. Это может показаться простой и само собой разумеющейся мыслью, но мы все знаем, сколько сотен раз жизнь наша зависела от безошибочной реакции наших органов.
У него было, можно сказать, «сердце воина», которое каждый раз глубоко и серьезно, словно в молитве, готовилось к бою. Он часто сталкивался со смертью, и каждый
раз он смотрел на нее все с тем же тихим, улыбающимся спокойствием. Вспомним же об этом, хотя война «уже давно» закончена. Вспомним и о том, что было еще одной характерной чертой этого рыцарски благородного воина: никогда я не слышал от него легкомысленных слов о женщинах.
Вот каким был один из его последних подвигов: где-то на севере Нормандии он стоял со своим «Тигром» под хорошим прикрытием, в лесу, и должен был атаковать и уничтожить врага, если тот появится. Он находился вдалеке от других боевых машин своей роты, у дороги. Он не думал, что придется вступить в бой. Вдруг кто-то из его экипажа крикнул ему взволнованно: «Оберштурмфюрер, вражеские танки!»
Он взглянул на дорогу и увидел там примерно в 150-метровом отдалении идущие танки, один за другим, целый английский полк, сопровождаемый батальоном бронетранспортеров. На секунду, возможно, замерло у него сердце: должен ли он был осмелиться и двинуться против более чем шестидесяти машин и батальона пехоты? Позднее он сказал, что это решение было для него самым тяжелым в его жизни. Он отбросил прочь все сомнения, выступил со своим «Тигром» из укрытия и сразу открыл огонь по вражеской колонне, справа — два, слева — один. Достигнув улицы, он вступил во вражескую колонну. В ожесточенной решимости сражаться до последнего и уничтожить как можно больше противников — при этом практически уверенный в собственной гибели, прокладывал он себе путь в потоке английских танков.
