С некоторых пор она завела обычай читать мне вслух перед сном. Точнее, с тех пор, как к ней в руки стали попадать русские книги. И не какие-нибудь, а старинные. Клер быстро совершенствовалась и в языке, и в истории, я шутил, что ей пора бросать вычислительную технику и заняться славистикой.
Нырнув под одеяло, я прежде всего повернулся к тумбочке у своей стороны постели. В тумбочке хранились мои лекарства. Я приоткрыл дверцу, и лекарства посыпались на пол.
- Почему ты не отвечаешь? - спросила Клер.
В этот момент я кое-что вспомнил. А именно: эти книги попадали к моей Клер не откуда-нибудь, а от Кошкиной. Точнее, от ее мужа Николая. Увлечение старинными книгами началось, когда мы с Кошкиной принялись за нашу совместную работу.
Я обернулся. Голова Клер покоилась на двух подушках, в руках раскрытая книга в толстом переплете. Я вгляделся в Клер. Короткие, по-мальчишечьи подстриженные волосы; ясные, холодные глаза, которые смотрели на меня удивленно.
Несколько мгновений я боролся с искушением тут же рассказать Клер о телеграммах. Одновременно я ломал голову, какое выбрать снотворное. Потому промедлил с ответом. А Клер не из тех, кто может долго ждать. Впрочем, она и не из тех, кому обязательно нужен ваш ответ, чтобы принять решение.
- Итак, читаем,- произнесла она твердо. И погрузила взгляд в книгу.
Мне оставалось только кивнуть молча. Так, для себя. Затем я перевернулся на грудь и принялся собирать с пола лекарства.
- Это знаешь что такое? - продолжала Клер.- «Древняя и новая Россия» за семьдесят пятый год. Тысяча восемьсот, разумеется.
Я подумал, что если я немедленно поделюсь с Клер содержанием этих странных телеграмм, то Юрков может меня не одобрить. Лучше было не торопиться. Я похвалил себя за Осмотрительность.
- Вот, по-моему, самое интересное,- произнесла Клер.- Но сначала я должна кое-что рассказать тебе об авторе.
Тут мне пришло в голову еще одно соображение. Диаметрально противоположное. Ситуация была не такая простая, какой показалась вначале. Ведь рано или поздно Клер дознается про эти телеграммы. И уж тогда она, со своей стороны, не одобрит, что я сразу не сказал о них. Мало сказать: не одобрит, Трудно представить себе, что это будет. Хотя - нет, не трудно.
- Был такой сибирский казак, Семен Черепанов,- рассказывала между тем Клер.- Офицер, большой молодец и умница. Всего добился сам. Получил образование, стал писать. И оставил после себя много интересного.
Отчаявшись* решить, сообщать Клер о телеграммах или нет, всячески ругая себя за свой характер, я стал перебирать, одно за другим, снотворные. Хоть в чем-то я был намерен проявить твердость, быстроту, полное отсутствие колебаний.
