Однажды на уроке английского к нам в класс зашла по-настоящему жирная девчонка из старших. Ей надо было сдать какую-то бумажку. Она еще стояла около миссис Мейер-Хансен, а некоторые уже начали хихикать, и толстуха покраснела. Когда она вышла, миссис Мейер-Хансен начала с нами разговаривать. Стройная и симпатичная, она могла себе это позволить.
«Не мог бы кто-нибудь мне объяснить, почему все только что смеялись?» — спросила она сердито.
Молчание. А потом Кики заявила: «Потому что она такая стройненькая». И все заржали еще громче. «Я думаю, что вы не правы. Ведь у некоторых людей нарушен обмен веществ, и они ничего не могут поделать со своей толщиной».
Болезнь! Болезнь — это единственное оправдание. Если человек слишком много жрет, его не принимают. Здесь в безопасности только худые. Если бы я была тоненькой, то смотрелась бы элегантно, даже не перевернувшись на турнике или застряв на козле. Но для похудания мне потребовалось бы несколько недель. А мне немедленно нужно было придумать хоть что-то, чтобы избавиться от гнетущего страха перед каждым следующим днем. Ведь в этот день мы могли заниматься на снарядах, или выполнять групповую работу, или делать еще что-нибудь не менее мерзопакостное. И даже если не будет ничего особенного, все равно остаются большие перемены, когда не знаешь, что предпринять. Может, для моих чувств слово «страх» не очень подходит, но уж подавленной я была точно. Ощущение все равно противное. Избавлялась я от него лежа в кровати и забив себе рот чем-нибудь настолько сладким, что все остальное отходило на второй план. «Прямо как я, — говорила мама, входя в мою комнату, — раньше я тоже очень любила читать». Она постоянно утверждала, что я похожа на нее: «Ты как я. В точности как я. А сестренка твоя один к одному тетя Магда». Когда они были детьми, тетя Магда, сидя за столом, все время держала руку у лица, чтобы не видеть мою маму, — она ее терпеть не могла.
Мне совсем не хотелось быть как мама. Ей не хватало блеска, и вид у нее был всегда испуганный и усталый. Когда мы с братом и сестрой приходили домой, то бросали куртки и грязную обувь, а мама все это поднимала. Пустое место. На тех немногих письмах, которые она получала, не писали даже ее имени: госпоже Роберт Штрелау. А я оказалась похожей на нее. Причем настолько, что всегда точно знала, что она в данный момент чувствует.
Мне бы больше хотелось походить на сестру. Она была не только старше и симпатичнее, она намного превосходила меня и во всем остальном. Даже то обстоятельство, что мама регулярно высказывала ей претензии, свидетельствовало в ее пользу. Ко мне можно было не придираться. Мои единственные джинсы и те были довольно старомодными. А сестрица ходила в высоких белых сапогах и красном мини-платье из искусственной кожи. А еще у нее были солнечные очки. Несмотря на нелюбовь к шуму, она со своей подругой каждую неделю смотрела по телевизору хит-парады. Однажды певец Даниель Жерар не смог просвистеть свою мелодию, потому что рассмеялся, а сестрица с подругой начали издавать дикие крики и придвинулись ближе к телевизору.
