— А что тут странного? — обиделся леший.
— Да ничего… Не пойму только, откуда такое… интересное имя?
Леший самодовольно хмыкнул.
— А вот, послушай, — он встал неподвижно, словно опять превратился в корягу. Только руки заходили ходуном. Одна рука хлопнет по макушке коряги, и разнесется по лесу глухой звук — «бу». А другая ударит по древесному животу, и разнесется по лесу звонкое — «ба». Так он и перебирал, с отрешенной улыбкой эти звуки, похожие то ли на уханье филина ночью, то ли на скрип качаемой ветром сосны. Потом замолк. Алена кусала пальцы, чтобы не рассмеяться и не обидеть это милейшее существо.
— Ну как? Нравится?
Алена широко улыбнулась.
— Ничего подобного раньше не слышала.
— Это потому, что никто другой, ни в каком лесу больше так не умеет. Я один могу это «бу» и «ба». Потому и имя тако… — он вдруг прервался на полуслове и весь сжался в комочек — Едут! Ой, беги, красна девица. Беги-прячься скорее в лесу. Они ж дикие. Как увидят кого, сразу хвать, и в мешок. А то еще из лука стрельнут…
Послышался стук копыт, и Буба замер, совершенно преобразившись в корягу. Бежать Алене не хотелось. Ей не верилось, что русские сказочные богатыри такие уж страшные, какими их расписывал бедный леший. Но, на всякий случай, она спряталась за ближайшим деревом. А коряга, в которую превратился Буба, уже куда-то исчезла. Видно леший не рискнул предстать перед богатырями даже в таком неприметном виде.
Три огромных, косматых коня с седоками появились из леса и замерли как вкопанные перед воротами. Медленно оседала дорожная пыль. На солнце сверкали начищенные шеломы, кольчужные брони и прочие блестящие части богатырской справы. Кони настороженно фыркали, а богатыри внимательно поглядывали вокруг.
— А что, Алешенька, — сочным басом спросил седобородый, самый грузный и широкоплечий из богатырей, поведя по сторонам косматыми бровями. — Не говорил ли ты какой из своих пав, как добраться до нашей заставы?
— Да что ты, Ильюшенька. Я ж себе не враг, — ухмыльнулся безусый еще, стройный молодец.
— Али ты, Добрынюшка, опять жениться вдруг надумал?
— Чур меня! Разве пьян сильно был, так и то бы не стал, — повел плечами черноглазый красавец в самом расцвете лет.
— От убейте меня, братцы, а чую здесь женский дух, — проворчал Илья, приглаживая широкую бороду.
Тщательно прокашлявшись и подбоченясь, он еще раз огляделся вокруг и заговорил нараспев:
— Коль ты старый человек — дядей будешь нам навек, коли парень ты румяный, братец будешь нам названый. Коль старушка — будь нам мать, так и станем величать. А коль красная девица… так того, этого, — сбился Илья. — Короче, выходи по хорошему, а там поглядим.
