— Влюбился, говоришь? — цепкая рука Добрыни ухватила лешего за оттопыренный воротник из дубовой коры. — А нас с Ильей ты, чего ради, коряга бестолковая, по лесу кружишь?
— Так ить я-и… — проскрипел что-то невнятное Буба.
— Отпусти его, Добрыня. Он ведь и так вас боится, — заступилась за лешего Алена.
— Удерет, — сокрушенно покачал головой Илья. — Пусть расскажет сперва, что за девка, куда она Алешу заманила. Коли скажет — не соврет, так зачем нам его обижать.
— А соврет, так мы его мигом в мешок и…
— Ой, не совру, всю правду скажу добры молодцы-ы. Девка эта — Черномора племянница. Плавает тут в озерце белой лебедушкой, на водицу гладкую любуется. А раз в год красной девкой перекинется, да и пойдет искать себе добра молодца, — заскрипел-завыл былинным стилем Буба. — А ить тут ей подвернулся ваш Алешенька. Разгорелось его сердце жаркое. Подхватил он ее на ручки белыя, потащил ея к морю синему. Да не знаю я-то больше ничегошеньки, не пихайте меня в мешок-то люди добры-и. Отпустите подобру по-здоровьицу…
— Да отпустите вы его, в самом деле! — вскипела Алена.
— И правда, — пробасил Илья. — Отпусти. Оно безвредное.
Освободившись от богатырской хватки Буба в два прыжка растворился в лесной чаще. Добрыня вздохнул и отряхнул ладони от древесной трухи.
— Ладно. Русь большая. Поймаем еще кого-нибудь по дороге.
— Так значит бестолку его дожидаться, — махнул рукой Добрыня.
— Это верно, — вздохнул Илья. — Он ведь когда пару деньков, а когда и целый месяц гуляет. А потом… — Илья снова вздохнул.
— Что потом? — спросила Алена.
— Потом снова к нам, на заставу богатырскую, — ухмыльнулся в бороду Добрыня. — Я уж думал, решил Алешенька остепениться. Ан нет. Снова он за свое… Что ж, пусть потешится. Дожидаться его мы в таком разе не будем. Не дай Род, Яга лошадок хватится, прилетит по следам…
— Алешиного коника заберем, да на заставу сведем, — подытожил Илья. — А лошадку эту — Алене. Ты уж не серчай на него, красна девица. Молодая кровь, что трава сухая. Быстро вспыхнет да жарко, но того огня ненадолго хватает.
Вернувшись на заставу, собирались недолго. Самобранка выдала им на дорогу хлеба, сыра, мяса копченого, да вина заморского. Добрыня с Ильей облачились в брони богатырские, препоясались мечами. Алена уже с утра была в мужских штанах, рубахе и шапке. Немного великовато, но вполне можно носить. Свои вещи она оставила в светлице, но взяла лукошко, сама точно не представляя зачем. Просто не хотелось его бросать. Лукошко было единственной ее вещью, которая не выглядела чужеродной в этом сказочном мире.
