Алеша густо покраснел. Добрыня, потупив взор, хмыкнул.
— Да ладно, чего теперь-то… Я ж говорю, умная.
— Ну, — продолжил Илья, — прошу гостью дорогую за стол. Чем богаты, тем и рады.
Утолив голод, Алена уже не могла сдерживать своего любопытства.
— Это вам, выходит, ничего себе готовить не надо? Все скатерть-самобранка доставляет?
— Если бы, — Добрыня утер усы. — Когда в походе — приходится охотой пробавляться. А дома, да, лепота.
— А почему с собой не берете?
— Потому, — вздохнул Илья, — что Добрынюшка наш спер скатерку у Бабы-яги. Нет бы выиграть — в зернь там, в шашки. Возили бы тогда скатерть с собой, ничего не боялись. А так — держи ее теперь дома. Хоть насчет дома-то, слава Роду, у нас с Ягой уговор.
— Да я хошь с Царем Морским в шашки играть сяду! — вскипел Добрыня. — Но с Ягой — ни за что. Она же насквозь все ходы твои и хитрости видит!
— А ты с ней хоть раз по честному играть пробовал? По честному-то оно завсегда… — назидательно взмахнул ложкой Илья.
Алеша чуть не захлебнулся пивом от смеха. Прокашлявшись, посмотрел на Илью удивленно.
— В зернь с Ягой по честному? Да она ж удачливей Добрыни в тыщу раз! По честному, так это три года, а то и все десять служить ей надо за какую-то скатерку самобранную. На такую кабалу разве что Иван-дурак согласится, но никак не наш Добрыня.
— А что за договор у вас с Ягой? — вмешалась Алена.
— Договор? — переспросил Илья. — Да простой уговор. Нигде не писаный, но словом моим крепкий. Она в наш дом не вступается, а мы — в ее.
— Да я ж не из дома у ней скатерочку-то… В сарайчике валялась, — хитро улыбнулся Добрыня. — Небось, и не нужна ей вовсе самобранка. У нее, у Яги-то, говорят, полон дом слуг невидимых.
Так, за милой беседой, они и уговорили все, что было на столе. Илья и Добрыня утерли бороды рукавами. Алеша вытер руки и промокнул губы извлеченным из поясной сумки шелковым платочком. Богатыри дружно встали из-за стола. Следом за ними Алена. Добрыня, постучав по скатерти указательным пальцем, скомандовал:
— Свернись, — снова пахнуло озоном и свежим ветром, и весь столовый прибор исчез. Скатерть прянула в глаза первозданной накрахмаленной белизной, и сама сложилась в аккуратный сверток под руку Добрыни.
— Ну вот, Аленушка, дорогая наша гостьюшка, накормили мы тебя, напоили. А теперь… — Добрыня запнулся и глянул на Илью.
Илья нахмурил брови, но потом решительно резанул воздух рукой.
— Что уж там, того этого… Как увидали тебя, так и… За себя скажу: коли люб я тебе, то будь мне женой. А не люб, то будь мне как доченька.
