Впрочем, Алекс могла похвастаться тем же: успешная актриса с десятками хороших проектов. Только она вспоминала школьные годы с улыбкой. Наверное, ради нее Мэтт и пришел сегодня.
Он не думал, что будет так тяжело.
— Да-да, прости, наверное, я лучше пойду, — он не любит признавать поражение, но не видит другого выхода. Поражение лучше, чем раскуроченное в груди сердце.
— Хорошо, — Александра понимающе кивает. — Тогда подожди, я только возьму жакет.
— Нет-нет, ты оставайся. Я пойду.
Он действительно не хочет, чтобы Алекс прекращала веселиться из-за него. Ей здесь нравится. Она улыбается подругам, с которыми вместе была в группе поддержки, ловит восхищенные взгляды мужчин, с которыми заигрывала когда-то, когда те были лишь мальчишками, подходит к учителям и благодарит их за те знания и силы, что они в них вложили.
— Даже не думай, что я оставлю тебя в таком состоянии, — тон совершенно непреклонный. Мэтт знает, что в такие моменты с ней лучше не спорить.
Они уже направляются к выходу, почти доходят до спасительной двери, Мэттью чувствует свободу и понимает, что душа не успела раскрошиться от воспоминаний, когда дверь открывается, и он останавливается, словно впечатавшись в невидимую стену.
— Мэтт.
— Гарри.
Шам улыбается. Открыто, по-доброму, по-настоящему и совершенно искренне. Искренне. Даддарио ненавидит это слово. Даддарио ненавидит эту улыбку.
Александра предостерегающе хватает его за руку, но этого и не нужно. Он — владелец крупной сети ресторанов, в переговорах ему нет равных, он может заставить любого поверить в то, что нужно ему.
Возможно, ему стоит выгравировать эту фразу себе на ребрах.
Он умеет играть на публику.
Он улыбается.
— Уже уходишь? — кажется, что Гарри расстраивается.
Как жаль, что Мэтту плевать.
Как жаль, что его спокойствие — напускное.
— Алекс нужно подбросить до дома, — голос ровный и вполне дружеский.
— Да, мне завтра рано на работу, а я не могу вести машину, потому что выпила пунша вон оттуда, — Александра указывает на дальний стол, именно туда во время выпускного пятнадцать лет назад удалось подлить алкоголь. — Ты же знаешь, что мой брат самый лучший и ни за что не оставит меня в беде.
Аплодисменты семье Даддарио за лучшую ложь на этом вечере.
— Очень жаль. Я думал, что мы сможем вспомнить прежние времена, — он подмигивает.
У Мэтта в груди разрываются все нити, которые удерживали его на плаву. Он не хочет вспоминать прежние времена. Не хочет.
Потому что никак не может их забыть. Гребаных пятнадцать лет не может забыть. Или не пытается?
