Но можно сколько угодно ждать наступления беды, а она все равно придет неожиданно. Выпрыгнет из-за угла, словно черная кошка, и перебежит дорогу, навсегда меняя ход жизни. Вырвавшуюся из-под контроля болезнь, выведенную в военных лабораториях, не смогли остановить, и она, распространившись слишком быстро, выкосила почти половину всего населения Земли.
Магнус вздрагивает от воспоминаний: слишком много работы для него, слишком много боли для окружающих смертных, копошащихся, как муравьи в своем муравейнике. Только те знают, что делают и куда идут, а эти слепо бредут, на ощупь разыскивая выход.
И души… Много теплых, трепещущих душ, которые сами плыли в руки и растворялись в холодных ладонях, ступая в новое путешествие. Магнус не знает, что там, за гранью. Никто из них не знает. Они лишь мост, застрявший между реальностями, мост, которому иногда нравится представлять, что бы ждало его там. Они не говорят об этом, да и вообще общаться между собой не видят смысла, но Магнус догадывается, что Катарина, прикрывая глаза, мечтает однажды перейти черту. Наверное, Рафаэль тоже.
Он возвращается в реальность, где на всей планете не осталось и тридцати процентов ее бывшего населения. Кучка людей, до которых болезнь добирается слишком долго, убивая, но не сразу. Словно издеваясь.
Он преодолевает длинный коридор, проходит мимо четырех спален и тихо проскальзывает в щель полуприкрытой двери самой отдаленной комнаты. Останавливается перед тремя кроватями, на которых спят дети: по четверо на каждой.
Магнус знает такие группки людей. Они гордо именуют себя общинами. По факту же — несколько семей, объединившихся в глупой попытке удержаться за жизнь чуть дольше. Но чем-то это даже хорошо — так не теряется понятие семьи и друзей, дети не начинают дичать, и, наверное, кто-то из родителей даже учит их читать и писать.
Подобие жизни.
На первой же от двери кровати лежат два мальчика: один светленький, прижимающий к себе помятую и заштопанную несколько раз плюшевую утку, второй темненький, даже во сне его брови нахмурены, а в маленьких ладошках он сжимает книгу. И две девочки. У одной из них удивительно-рыжие волосы.
Дальше проходить Магнусу нет смысла.
Он подходит к изголовью и сам не понимает, почему медлит. Опускается на колени и смотрит. Смотрит на умиротворенные во сне лица детей, на гладкие лбы, без намека на морщинки. Смотрит на тех, кто не видел обычной жизни, и уже и не увидит никогда.
Смотрит на плотно сжатые губы темноволосого мальчика и на слишком знакомую книгу в его ладонях. В левом уголке синей пастой выведено «Александру от мамы и папы».
