Аццкий Сотона | страница 17
— Ой! Больно!!!
— Ай! Ипать!
— Ты кто???
Иззабибель выгнула длинное гибкое туловище и осмотрела себя. Дошло до нее не сразу.
— А… аа… а… АААААА!!!
Ей вторила соседняя голова. Левая. А Иззабибель, соответственно, смотрела глазами правой головы.
— Это как? Это что??? — левая голова, казалось, была ошарашена даже больше Беери. — Голова, ты чего? Голова, ты моя — голова, а ну слушайся…
— Почему змея??? Ну почемууу…
Змей, в котором теперь снова было всего пара метров с лишним (видно, грибобаф слез при смерти), метался по кладбищу, падал, раздираемый противоречивыми командами двух равноправных, живущих в нем личностей. Он катался и кувыркался, бился головой (правой) о могильные камни, орал сам на себя и рыдал в четыре глаза. Правая голова истерила, потому и орала, а левая, пыталась успокоить, узнать, что случилось с правой и орала, чтоб перекричать.
— Голова, вернись! Ты моя, моя, моя… Как же я без тебя, а?.. Голова, не заговаривайся… Голова, кушать, а? Ам-ам… Кушать хочешь? Ты куда, вернись! Нам туда не надо. Голова, а почему ты белая? Ну никелированная? Я же Золотой Змей, а не никелированный… Ой, ой… Это почему? Как? Почему я теперь не золотой, а??? Голова, не надо, не надо, я тебе говорю! Не бейся о памятник, он, наверное, исторический, сломаешь… Ну вот, сломала!!! Мне же тоже больно. Ай, не кусайся! Ты ногами то не шуруди, упаду. Упадем… Голова, я главнее, я, я, я!!! Слушайся меня… Голова, ну не плачь, не плачь… Хватит… Хвааатииииит…
В конце концов, Иззабибель устала, и перестала бороться за контроль над телом. Тело, тут же расслабилось, и легло. Вторая голова, что-то утешительно шептала, терлась шипами о шипы, о, епт… И даже, пять-шесть раз лизнула в нос.
Иззабибель, сама не поняла, как рассказала левой голове все… Да, голову звали Тварюшка Шуршулович, или как-то так. Тварь Шуршащая?… Не важно… Она не вслушивалась, ей было нужно выговориться. Впервые, почти за семьсот лет, она отыскала собеседника, который слушал ее просто так. Сочувствовал, в нужных местах кивал, и даже несколько раз, вместе с ней поплакал.
Она призналась, что уже не молода… Вот, в будущем году восемьсот стукнет. А для женщины, согласитесь, признаться в своем преклонном возрасте — уже подвиг. Из своей жизни на Земле, почти ничего не помнит, помимо того, что ее имя — Беери. Ну и так, кусочки, фрагменты… Фамилии нет, какие фамилии у простолюдинки в тринадцатом веке? Так, Беери Иза, по названию деревни, прозвали. А потом, она прОклятым и проклЯтым духом почти двести лет терроризировала округу. Мара, дух-душитель… Только убивая, могла она сохранить остатки себя. И рабство у Асмадея, сначала, как глоток свежего воздуха, потом — ужас и отвращение, а после — зависимость.