– Хочу попробовать.
– Ни в коем случае, – повторил он уже жестче.
Тут я на него посмотрела. Лицо его было бледным. «Серая бледность», как мы это называли на работе – очень специфический оттенок.
– Что с тобой? – спросила я, глянув на бисеринки пота над верхней губой, которые он машинально смахнул.
– Да ничего, просто не люблю ружей.
– Человек с тревожностью, который не любит ружей, – засмеялась я. – Вряд ли ты первый такой.
– Вполне возможно.
– А почему ты их не любишь?
Он промедлил на мельчайшую долю мгновения – я заметила только потому, что смотрела пристально.
– Потому что они опасны.
– Но не эти ж «воздушки», – сказала я, он не ответил. – Ты стрелял из ружья когда-нибудь?
Он скромно пожал плечами:
– Ну да, по тарелочкам. Я же аристократ.
– Конечно. Я же забыла, что вы выезжаете пострелять с Мэллори и собаками.
– Мэллори? Кто такой Мэллори?
Он приоткрыл рот, уголки губ поднялись вверх – живая иллюстрация смеющегося человека.
– Общее обозначение аристократа.
– Понятно. У меня было дерево для тренировки в стрельбе. К окончанию университета попадал в него из любой точки сада.
– А теперь боишься.
– Боюсь. Стрельба по дереву – это была ошибка. – Голос его был мрачен, горек и черен, как деготь.
– А почему?
– Она пугала Дэйви.
– Но почему это была ошибка?
Джек промолчал. Он не отводил глаз от прилавка, хотя уже был не так бледен. Я нахмурилась, не могла найти смысла в его словах.
– Что переменилось? – попробовала я снова. – Отчего ты стал таким тревожным?
Джек обнял меня за плечи, его пальцы гладили мою кожу. И тут же по всему телу пошли мурашки, я надеялась, он не заметит.
– Не знаю. Жизнь. Ладно, в общем, выбери другой аттракцион. Что будем пытаться выиграть? Хочешь большую мягкую игрушку и рыбу в мешке? – Он повернулся ко мне.
– Нет, я хочу только тебя, – заявила я в приступе храбрости, ожидая чего-то романтического.
Он же придал лицу выражение, как на фотографии из Фейсбука, наклонился надо мной, жутко скалясь.
– Этого ты хочешь? – спросил Джек, все еще сохраняя гримасу.
– Да.
Мы ушли с ярмарки, не оглядываясь.
В этот вечер, когда я потянулась к пакетику чая, шум чайника заглушил звук телевизора в гостиной, меня испугал резкий хлопок – это Говард проходил через кошачий лаз в двери. Глянув вверх, я увидела отражение своего лица в потемневшем окне кухни.
И до меня дошло – когда я увидела свое бледное лицо и округлившиеся напуганные глаза, – то было такое же выражение, которое появилось у Джека при виде ружей. Это был страх.
