— Ничего, Таха, не пропадем, мы еще им покажем! — как бы очнувшись от раздумий, шепчет Феня. Кому «им», она и сама не может объяснить, но сказать что-то в утешение подруге надо, и Феня говорит. Рука ее, лежащая на Наташином плече, ощутила вдруг едва заметную дрожь — Наташа всхлипнула, еще плотней прижалась к Фене.
— Ну, что ты, Таха, не надо…
— Помнишь, как мы в восьмом классе выпустили голубя на уроке?..
— Помню…
И пошли воспоминания… Все, что было позади, казалось хорошим, светлым, беззаботным.
— А помнишь, как мы на полуторке ездили в город с самодеятельностью, и у Федьки еще кепка слетела на мосту, и мы потом ее искали?
— Помню, как же, конечно, помню, — тихо, вполголоса ответила Феня, сосредоточенно, с печалью глядя в одну точку.
— Еще бы! Конечно, помню! — раздалось насмешливо за окном. Феня с Наташей переглянулись: кто бы это мог быть?.. Егорка убежал на Оку, да и голос совсем не его. Наташа высунулась в окно и заметила под кустом сирени свою одноклассницу Аленку.
— Хватит тебе дурака валять, все равно вижу, а ну, вылезай, а то водой оболью, — сказала Наташа.
Аленка со смехом выползла из-под куста сирени, отряхнулась и по старой привычке полезла в избу через окно.
— Молодец, что пришла, — оживилась обрадованная Наташа, — а то я эти дни прямо с ума схожу, Феня и мать в летнем лагере, спасибо хоть сегодня Феняшка приехала с лугов. А ты-то когда вернулась?
— В пятницу.
— На чем?
— Известно — на паре.
— На какой паре?
— Двойку по истории схватила. Больше и сдавать не стала, уехала. Думала, в Архивный легче сдать, а все равно…
— Что же ты теперь будешь делать?
— А вот что! — Аленка выхватила из-за спины газету. Серые, веселые глаза ее блеснули ясными искорками. — Видали?
Девчата уткнулись в «Приокскую правду». Наташа сразу узнала Феню и дрожащими от волнения губами прочитала под портретом:
«Телятница Феня Чернецова добилась хороших привесов по откорму молодняка…»
— Ух ты! Фенька, да глянь, какая красавица-то, честное слово, лучше, чем всамделишная! — выпалила удивленная Наташа. Она слегка отдалила от себя газетный лист, чтобы получше рассмотреть Фенин портрет, и вдруг расплылась в такой неподдельно доброй улыбке, что Феня, глядя на нее, покраснела, не зная, куда себя деть. «Неужто в самом деле про меня?.. Разыгрывает, наверное, Аленка». Посмотрела газету — правда, ее портрет! Ей стало неудобно перед подругами, хоть сквозь землю провались.
«Что же особенного сделала я? Что? Ну, ухаживала за телятами, кормила, чистила их, поила, работала, как и все, старалась, конечно. Телята неплохие — гладкие и выросли за лето, вот и все. — Но тут же не могла не признаться самой себе: — А все-таки люди говорят, что никогда еще в колхозе не было таких телят, как эти: рослые, веселые, справные!..»
