— Что же с ним делать, списать, наверное, придется, — почесывая карандашом за ухом, процедил сквозь зубы неразговорчивый счетовод. — В расход — пока не сдох.
Около телят крутятся ребятишки, смотрят в большие испуганные Фенины глаза, спрашивают:
— Его зарежут?
Ничего не ответила она, только нахмурилась.
— Не дадим резать, не дадим! Мы ухаживать за ним будем! — закричали в один голос школьники.
С тех пор так и повелось: каждый день после занятий вваливаются в сарай шумной оравой — кто клетки мыть, кто подбелить стены, кто опилками пол посыпать, а Черчиллю каждый приносит в кармане по куску черного хлеба с солью. Вертится ребятня около ветеринара, подсматривает, как надо делать перевязку.
Но вот школьники ушли, и все в сарае притихло. Феня стоит над клеткой больного бычка, прислушивается к тяжелым вздохам. «Поспал бы…» — шепчет она. И бычок, будто понимая ее, утыкается мордой в солому, вытягивает шею, больная нога вздрагивает. Бессловесна скотина, а кого не растрогает. Видела Феня, как девчонки-шестиклассницы поглаживали Черчилля, приговаривая что-то, успокаивали, наверно. Вот какая ребятня эта! Феня взяла геометрию и решила, пока есть свободное время, поучить урок — теоремы одна другой труднее. Только села за книгу — в дверь стук.
— Феняшка, скорей, ой скорей! — услышала она нетерпеливый голос Егорки. Брат так барабанил, будто за ним гнались сто собак.
Феня давно не виделась с братишкой, соскучилась, обрадованная, открыла дверь.
— Расстегивай быстрее! — крикнул он, влетая в сарай.
— Да что расстегивать-то?
— Полушубок, вот что!
У Егорки, видно, не хватило сил сдерживаться. Феня как можно скорей распахнула полушубок.
— Ну?
— Ну, ну! Тут все пузо сжег, а она еще нукает! — сердито заговорил мальчик, вынимая из-под рубахи горячий пирог с капустой. На Феню пахнуло чем-то домашним…
— Да как же это ты?..
— А вот тебе и «как же»: мамка велела снести пирог тебе, а тятька в избу входит, ну, я пирог под рубаху и айда. Он хоть и вкусный, а жжется, еле добег.
Феня рассмеялась, а потом, вспомнив про Егоркин живот, сказала:
— Давай посмотрим, что у тебя тут, — и приподняла рубашку: живот покраснел. — Ничего, до свадьбы заживет, мы вот его сейчас лекарством помажем.
Феня достала баночку с вазелином.
— Это же телячье лекарство! — фыркнул Егорка.
Феня улыбнулась:
— Оно и тебе, Егорушка, поможет.
Она была рада, что Егорка не забывает ее. Мать тоже нет-нет да и пришлет что-нибудь. Как-то на днях, поздно вечером, принесла в дом к Матрене Фенины платья, присела на лавку вместе с Матреной, поплакала. Да, тяжеленько жить рядом с матерью, братишкой и сестренкой и не зайти к ним. Белоголовая топтушка… Пожалуй, Феня никого так нежно не любит, как Машу. Спрашивая что-либо, она всегда вместо «можно» произносит, уморительно картавя: «Моня?»
