– Ну, эт вы зря.
– Да я понимаю.
Принесли соленья. Под них ещё раз выпили. Матвей пожевал маринованным чесноком. Вздохнул:
– И перед собой стыдно, и родителям говорить – тем более… Но… но, понимаешь, теперь от одного голоса её вздрагиваю.
– Киски?
Матвей пригляделся к Кириллу. Тот был уже пьян.
– Ты меня подкалываешь? Стебёшь?
– Да нет, просто запутался. У кисок же тоже есть голос. Они хорошие…
– А у тебя есть кот, кошка?
Кирилл замотал головой:
– Не-не, я ж раздолбай.
– А чего тогда – хорошие, нервы успокаивают? Что ты вообще знаешь?.. И не о кошке я, на самом-то деле. Я о том, что какая-то фигня может всё разрушить. Ссущая на пол кошка – и всё, и любовь испарилась. Раздражение, истерики, психоз…
– Ну. Кошку приучать надо. Дрессировать.
Бешенство подкинуло Матвея над столом. Не от слов однокурсника, а скорее от его тона, какой-то его глухоты, что ли.
– Да пошёл ты, кретин! Алкашня…
Матвей направился к выходу. В спину ударил возмущенный вопрос:
– А вложиться?
Вытащил из кармана деньги. Нашёл тысячную бумажку, вернулся, бросил на стол:
– Жри!
До дома было недалеко. Три автобусные остановки. Можно и пешком.
В голове слегка плыло. Хотелось, чтоб поплыло сильнее… Купил «Туборг». Пил на ходу, проливая на пуховик.
Не думалось, просто шагал, время от времени присасываясь к бутылке.
Вот и дом. Свежий, словно специально к их с Алиной свадьбе построенный…
Поднялся на лифте. Отомкнул дверь. Не разуваясь, не снимая верхней одежды прошёл на кухню. Сел к столу. Вспомнилась пенка на поверхности морса.
– Сука! – И тут же наткнулся на глаза Вассы. Она сидела у батареи и торжествующе смотрела на него. Как победительница.
– Сука, – повторил Матвей. Васса не двигалась, не моргала, не отводила взгляд.
Он поднялся и вышел на лоджию, откатил створку рамы. Посмотрел вниз. С двадцать четвертого этажа земля казалась игрушечной, совсем не страшной.
Жизнь у Саватеевых текла по давным-давно установившемуся распорядку. Конечно, детали менялись, но основное оставалось незыблемо.
Юрий поднимался около шести утра и, тихо одевшись, шёл умываться, готовил кофе, а потом закрывался в своём кабинете. Ирина часто просыпалась от его шевелений, шума воды из крана, мягких, но всё равно слышимых шагов, и порой уже не могла уснуть, но вставать не спешила: знала – для мужа эти утренние часы очень важны, в это время он пишет главное…
Раньше, когда дети учились в школе, уже в семь в квартире начиналась суета, разговоры, включался телевизор, а теперь сын и дочь выросли, живут отдельно, и тихое утро растягивается до десяти.
