Полчаса просидел я в небольшой приемной. Передо мной была наглухо закрытая дверь с надписью: «Во время заседания вход воспрещен». Там за дверью сейчас разбиралось мое дело.
Осмотревшись, я заметил на другой скамье молодого человека, почти мальчика, который смотрел на роковую дверь, иронически улыбаясь, и подмигивал мне. Я подхватил его улыбку, таким образом мы познакомились.
Я узнал, что он — рабфаковец, осмелившийся поставить в тупик своего преподавателя каверзным вопросом:
«Скажите, пожалуйста, профессор, — почему один мой знакомый владеет рыбным магазином, а у него в паспорте значится: рабочий от станка? Не лучше ли было бы написать: рабочий от прилавка?»
Этот вопрос дал основание привлечь несчастного мальчика к суду за то преступление, в каком я сам был повинен: за попытку к самостоятельному мышлению.
Звали этого мальчика Алексеем.
Наш разговор был прерван худощавым секретарем, явившимся объявить решение. Меня переводили в средний класс «за мещанство, выразившееся в отказе от сожительства с гражданкой — следовало имя девицы из девятого номера, — за оскорбление института рабкоров и за сношения с лицами, принадлежащими к другому классу». Отныне я терял право на звание рабочего и получал новое звание — расхлябанного интеллигента. Приговор оказался чересчур мягким — что здесь повлияло: мои ли заслуги перед революцией, исключительность ли биографии или чье-то заступничество — сказать не могу. Алексей был наказан значительно строже: его причислили к буржуазному классу, и он в течение пяти минут должен был решить, на какую работу он переходит. Я заявил секретарю, что хотел бы работать на заводе «Новый Айваз», Алексей, которому по молодости лет было безразлично, где работать, тоже попросил назначения на этот же завод. Я одобрил его решение, и секретарь не возражал.
Так я приобрел нового товарища.
Постановление суда не опечалило меня, а, наоборот, обрадовало. Я почувствовал, что вместе со званием рабочего тяжелый груз свалился с моих плеч: ведь я наконец свободен! Я мог передвигаться по городу на трамвае, я мог сам выбирать себе знакомых, тем более что лица среднего класса были вхожи и в дома пролетариев, наконец, я получал настоящую работу, а это наиболее действительное средство от скуки.
Я поспешил поделиться своей радостью с Мэри, но застал ее в слезах. Она сегодня была переведена на низшую ставку и, насколько я мог понять, — из-за меня. Знакомство со мной ей вменили в преступление.
