Но если в политике борьба за власть носит мифологический характер, поскольку в ней одна бездарность противостоит другой, то такая же борьба, только менее болезненная для народов, происходит и в искусстве, и в литературе, и в науке. Сколько времени превозносилась в театре школа Станиславского, сколько подлинных шедевров было создано артистами МХАТа: Качаловым, Москвиным, Андровской, Степановой, Смоктуновским и др. Но это была только одна правда, и эту правду почему-то поддерживал Сталин. В то же время была другая правда – театр Мейерхольда, в которой актерская техника противостояла перевоплощению, и здесь была своя правда, которую демонстрировали Михаил Чехов, Евгений Лебедев, Андрей Миронов и другие замечательные артисты. В этом случае соперничество двух решил тиран. И это всегда опасно.
Диктат в искусстве порождает не только застой, но и всепроникающий обман. Художник изображает обычный черный квадрат, который под силу любому оформителю, или летающих над городом человечков. И очередной искусствовед начинает кричать: «Это гениально!». Сказать, что это нарисовать способен и ребенок, никто не осмеливается. И это происходит не только в живописи.
Где-то в шестидесятые годы вышел на экран фильм о детстве Ивана. У режиссера появились поклонники, которые вскоре были разочарованы нудным и малопонятным фильмом «Зеркало». Но отторгать его было трудно, режиссера продолжали превозносить. И если еще и последующие картины продолжали давить на зрителя своей тягучестью и потусторонностью, то все равно им следовало восторгаться или попасть в число ограниченных недоброжелателей.
То же самое творится и в литературе. Потустороннее произведение Михаила Булгакова «Мастер и Маргарита», которое он писал 12 лет и которым так и не был удовлетворен, превозносится хором литературоведов от журналистики, оставляя в тени такие действительно талантливые произведения, как «Белая гвардия», «Собачье сердце», «Театральный роман» и некоторые другие. В скучных и эмоционально бедных стихах Иосифа Бродского ищут печать гениальности и восхваляют во всех средствах массовой информации опять-таки толпы журналистов. В то же время не специализированный читатель воспринимает «речитатив» поэта весьма отрешенно и спокойно откладывает в сторону. В чем же дело? Неужели всегда правы литературоведы, искусствоведы и прочие «веды», нашедшие свою нишу в средствах массовой информации? А может быть им дороже всего взлелеянная ими «сенсация»? Недаром это слово повторяется чаще всего у телевизионных дикторов, называющих себя комментаторами, или даже «академиками». Поэт Иосиф Бродский, гонимый властями, был скромным диссидентом. Журналисты не особенно его жаловали во времена «застоя». Но началась перестройка. Политически затравленные личности всегда становятся популярны, и тем более если они удостоены
