Память | страница 25



Признаюсь, я ждал от Вас прозрения и без этого моего напоминания. Увы.

С уважением к своему и к Вашему достоинству — Г.Куницын».

Чем разрешился этот «офицерский» конфликт чести, не знаю, хотя предположить не трудно. Для меня в этой истории куда как важнее поведение Георгия Куницына, а не председателя СП РФ Ю.В. Бондарева. И я испытал чувство гордости, которому нет цены.

Но вот я беру в руки книгу — не всевластного когда-то литературного начальника, подверженного обыкновенным человеческим слабостям, как и все мы, а писателя Бондарева. Открываю его «Мгновения», начинаю читать с накопившимся за миновавшие «больные» годы скепсисом и понимаю вдруг с детской радостью и облегчением: он, Бондарев, большой и сильный писатель, так ярко заявивший о себе первыми же текстами, — никуда не исчез! Вот он, тут, горячий, живой, мудрый, с беззащитно распахнутым к чувствам и мыслям сердцем, тонкий и трезвый, нервный, приподнятый, лиричный и вдохновенный! И он опять рядом, потому что искренность и честность слова летят над временем, смывающим фальшь и поврежденные слова.

Да что говорить, вот он, Бондарев, прочитаем его опять. Хоть эту малость, выбранную наугад:


Пыль

Уже месяц была жара, воздух над училищным двором раскалился так, что ощущался сквозь потную гимнастерку, — духота скапливалась над пропеченным гравийным плацем. Иногда за окнами, замутняя тополя, вставала серая длинная стена — вдоль улицы ползла поднятая военными машинами пыль и переваливалась через заборы, не оседая. Курсанты, загорелые, пропыленные (все время хрустело на зубах), готовились к экзаменам в классе артиллерии и поминутно выбегали в умывальную, глотали пахнущую жестью воду из кранов. В классе же помкомвзвода лениво стучал мелом по доске, рисовал схемы огня, смятым носовым платком вытирая пот с красной шеи. Пятна пота выступили и под мышками, расплываясь полукружьями на выгоревшей гимнастерке, а мальчишеские лица курсантов казались отупело-сонными.

И это ощущение зноя я испытал снова, когда по непонятной связи вспомнил вдруг незнакомую женщину, которая стояла возле проходной училища, разговаривала с оживленным офицером в новом кителе, улыбалась ему и загораживала его раскрытым зонтиком от накаленной пыли.

Этот молодой офицер командовал нашей батареей.

Через неделю мы были направлены под Сталинград, и я уже не видел его в живых.

Кто она была ему? Жена? Невеста? Сестра? И помнила ли она тот миг, когда хотела зонтиком защитить и его, и себя от огненной пыли?..