За это я его люблю.
А во мне живёт чудовище. Так же, как и во всех моих полевых командирах. Гефестион философ, а они воины. Он благородный соперник, а они убийцы. Пойми меня правильно: он опустошал целые провинции и не раз лично возглавлял массовую резню, но это не коснулось его души. В глубине её Гефестиону удалось остаться добрым человеком. Чудовище не поселилось в нём, а потому он не может оставаться равнодушным к чудовищным поступкам. Он страдает от этого, тогда как я — нет. Кроме того, расправы устрашают его. Я без восторга отношусь к такого рода мерам из-за их малой эффективности, а ему они ненавистны в силу их жестокости. Для меня случившееся обыденно, а он заглядывает в глаза каждому из приговорённых и умирает с ним вместе.
— И кого ты теперь поставишь командовать? — спрашивает он, имея в виду отряды «недовольных».
— Не знаю. Теламон обещал привести двоих молодых командиров. Останься, посмотрим, что они собой представляют.
Входит Кратер, и моё настроение слегка поднимается. Из всех моих военачальников он самый изобретательный и самый суровый. Казни его ничуть не волнуют. У него прекрасный аппетит, он рыгает и портит воздух и, конечно же, на все лады клянёт здешнюю жару. Выдаёт витиеватую бранную тираду насчёт того, каким бы дерьмовым способом переправить всю эту ошалевшую от зноя и пота армию на тот берег. Он подходит к кувшину с водой.
— Итак, — говорит он, поливая себе лицо и шею, — какие великие вожди замышляют наш разгром сегодня?
Принято говорить, что солдаты всё равно что дети. А я скажу так: военачальники и того хуже. К безответственности и неуправляемости рядового солдата в старшем командире добавляются такие «ценные» качества, как гордыня, обидчивость, упрямство, жадность, самонадеянность и двуличие. У меня есть полководцы, которые не дрогнут перед ордами ада, однако ни за что не решатся сказать мне в глаза, что допустили где-то промашку и нуждаются в моей помощи. Мои высшие военачальники готовы повиноваться мне, но ни в коем случае не друг другу. Они ссорятся и соперничают, как женщины. Спроси, опасаюсь ли я, что они взбунтуются, и получишь ответ: ни в коем случае. По той простой причине, что их взаимная ревность и недоверие никогда не позволят им не только сговориться, но и просто провести под одной крышей достаточно времени, чтобы замыслить моё свержение.
Дай им волю, ни один из них не омочил бы ног в этой реке. Каждый из них смотрит назад, на уже завоёванные земли. Они спят и видят себя правителями покорённых стран. Пердикка мечтает о Сирии, Селевк мечтает о Вавилоне, а что до Птолемея, так того уже открыто зовут «египетским фараоном». А вот уж чего ни один из них точно не желает, так это пускаться в новые приключения, рискуя получить копьё в живот. Ну что ж, трудно винить их в этом. Они прошли долгий путь, оставили за собой горы трупов и теперь желают воспользоваться плодами своих трудов.
