- Слушаю.
- Что делать дальше думаете?
- Злодействовать, - улыбнувшись, ответил поручик. – Как я могу к вам обращаться?
- Андрей Петрович.
- Очень приятно. Андрей Петрович, судя по всему основные силы корпуса генерала Артамонова организованно отходят с боями на юг. В лучшем случае. В худшем – беспорядочно отступают. Поэтому прорываться к нему я смысла не вижу. Планирую прокатиться по тылам и постараться сорвать немцам снабжение. А если повезет, то оттянуть на себя батальон другой.
- Дерзко.
- Не вижу другого способа замедлить наступление немцев. Что толку нашим от десятка-другого солдат на передовой? А здесь, в тылу, на грузовике да с пулеметом – мы представляем для немцев несоизмеримую опасность.
- Дерзко, - тихо повторил полковник, а потом добавил с едва заметной улыбкой. – Но я одобряю.
- За Японскую войну? – Спросил Максим, кивнув на орден Святого Владимира IV степени с мечами?
- За Мукден, - кивнул полковник, уточняя.
- В штабе мы нашли Анненскую саблю. Не ваша?
Так разговор и завязался. Оказалось, что поносило Андрея Петровича изрядно. Все больше по Дальнему Востоку, где он встретил XX век. Боксерское восстание. Взятие Пекина. Занятие Порт-Артура. Русско-Японская война. Революционные события. Подавление мятежей. И вот –шальная пуля. Глупое ранение. Случайное. Он бы еще повоевал…
За разговором полковник и уснул. Сказалась и общая слабость, и нервное напряжение. А поручик, проверив, как унтер-офицеры помогают бойцам освоиться с новым вооружением, засел за карту местности. Нужно было придумать хоть какой-то план действий как для себя, так и для отряда.
Основная сложность заключалась в том, что собственно Максим был в этом мире чужим, всецело инородным элементом. И если сейчас он хоть как-то вписывался в обстановку, то переход в распоряжение частей Русской Императорской армии радости ему не доставит. Документов нет. Знакомых нет. Связей нет. Ничего нет. Он никто и звать его никак. Конечно, боевые заслуги могут и зачесть, признав офицером и выпустив в войска. Если повезет. Ведь наверняка будут проверять. Конечно, НКВД здесь нет. Но все равно. Он прекрасно знал о той шпионской истерии в Российской Империи, что имела место в годы войны. Так что, у него есть все шансы попасть как кур во щи. Но даже если выкрутится. Дальше-то что?
Максим не испытывал иллюзий и прекрасно понимал, что если его не убьют в ходе боевых действий, то уж жернова революции и последующей гражданской войны перемолотят только в путь. Все эти высокие идеи свободы, равенства и братства были ему чужды чуть более чем полностью. Для него они звучали как бред восторженных юнцов и экзальтированных идеалистов. Да и к демократии он относился весьма прохладно. А значит шансов пережить ту кровавую кашу, которая грядет, у него практически нет.
