— Правда, у нас тихо? — спросила Аньес.
— Это ваша сестра?
— Да, Элен дает уроки… — Она залилась недобрым смехом. — Ведь нужно же на что-то существовать.
— Однако…
— Пойдемте, — перебила она меня. — Со временем вы все поймете. Идемте завтракать!
— Я только что встал из-за стола…
Я пропустил ее вперед, и она, войдя в столовую и окинув стол неодобрительным взглядом, покачала головой.
— Ну конечно, я так и думала, она хочет уморить вас голодом! Подождите!
Проворная, молчаливая и немного загадочная, она выскользнула из комнаты, а тем временем пианино, спотыкаясь, продолжало наигрывать гаммы, издали они звучали даже романтично. Буквально через минуту Аньес снова появилась на пороге.
— Помогите мне!
Аньес несла маленький горшочек меда, баночку варенья, остатки пирога и бутылку черносмородинного ликера.
На всякий случай я поспешил сложить газету и сунул ее в карман.
— Ради бога! Зачем столько всего? — запротестовал я.
— Вам, может быть, и не нужно, а мне нужно.
Она открыла баночку, достала две рюмки и наполнила их ликером.
— Я ужасная сладкоежка. А вы?
Сощурив глаза, будто от меня исходил какой-то слишком яркий, невыносимый свет, она подняла рюмку:
— За нашего пленника!
Эта двусмысленность заставила улыбнуться нас обоих. Она положила мне огромный кусок пирога, и мы оба набросились на еду с жадностью детей, которые воспитывались в строгих правилах этикета и вдруг остались без присмотра.
— Помажьте сверху вареньем, — посоветовала Аньес. И поморщилась, услыхав телефонный звонок. — Не хочу снимать трубку.
— А вы тоже даете уроки?
Она перестала есть и изучающе посмотрела на меня своим ласковым, затуманенным взглядом.
— Странно, что вы меня об этом спросили. Да, если угодно, я тоже даю уроки.
Телефон звонил не переставая, и ей все же пришлось снять трубку.
— Не раньше шести… У меня весь день забит… Да. Договорились.
— Так вот почему у вас два инструмента, — сказал я, когда она вернулась.
— Два инструмента?
— Да. Вчера вечером я заметил, что в гостиной стоит рояль.
— Ах вон оно что! Это дедушкин… Мы на нем не играем. Это наша семейная реликвия… Да и какой из меня музыкант! Кушайте же!
Я уминал очередной кусок пирога, намазанный медом.
— Итак, — сказала Аньес, — вы «крестник» моей сестры. Умора, да и только!
— Но я не вижу в этом ничего…
— Вы пока еще ничего не можете видеть, ведь вы совсем не знаете Элен. Она, конечно, никогда не писала вам обо мне?
— Никогда. Я даже не подозревал о вашем существовании.
— Так я и думала!
