В конце концов Подберезкин остался наедине с классическим выводом: спасение страждущих - дело рук самих страждущих.
Но принцип спасал не всегда. Не хватало воркующего о беспредельной любви голоска. А откровенные желания? А капризы, которые так необходимо в любовной прелюдии. Даже "телеящик" с откровенным стриптизом не мог заменить живого общения.
Одиночество привело к бессоннице. Бессонница к повседневному раздражению. Раздражение в выпивке. Но и водка не помогала. Чем больше пил Подберезкин, тем больше скабрезных сценок вертелось в его голове. Вот она медленно снимает блузку, лениво перешагивает через упавшую на пол юбку, призывно тянет вниз колготки.
Однажды после третьего стакана, он придвинул к себе телефонный аппарат и, глядя в рекламную газетку, неверной рукой с третьего раза набрал номер. "А черт с ними, деньгами, - мелькнуло в охмелевшем сознании, - На сотню-другую не обеднею. Раз в недельку можно и потешиться".
- Алло, дорогой? Как тебя зовут?
- Стасик.
- Стасик, милый, у нас такая широкая и нежная кровать, - собеседница сразу взяла с места в карьер.
- Нет-нет, - возразил он, - Мы на сеновале. Нет, в огромном стогу в чистом поле.
- В стогу? Я рада? Чувствуешь, как я сдуваю с твоей груди соломинки.
Подберезкин налил себе ещё полстаканчика.
- Не стоит сдувать соломинки, - не поднимая с подушки головы, он громко выпил горькую.
- Ты пьешь для храбрости? - спросил абонент-любовница, - Не спеши, ещё не время. Еще лишь половина десятого вечера...
"Всего лишь половина десятого", - мысленно согласился с собеседницей Станислав Викторович и постарался побороть нахлынувший приступ сонливости.
- Как ты выглядишь? Какие у тебя волосы, грудь? - зевая спросил он, уже готовый водворить трубку на телефонный аппарат. Желание заниматься сексом по телефону улетучивалось с каждой секундой.
- Грудь? О, одна больше другой, - она засмеялась, - У меня высокая, стоячая грудь третьего размера. Тебя устраивает, милый. Без силиконов. И волосы цвета стога, в котором мы сейчас начнем барахтаться. Обними же меня крепче. Крепче, ещё крепче!
Стасик, закрыв глаза, обнимал подушку. Ее волосы цвета стога становились еле различимыми, а затем и вовсе растворились в душистом сене. И он уснул на её упругой безсиликоновой груди...
Когда он открыл глаза, в щели зашторенных окон заглядывали солнечные лучи. Большая стрелка часов приближалась к восьми утра. Откуда-то щебетал женский голосок. Трубка телефона лежала рядом.
