С судом не спорят. Не помню уж, в какой раз мы перечитали материалы уголовного дела. Вопрос об утоплении до сих пор ни разу не возникал. В протоколе вскрытия ни малейших указаний на прижизненную аспирацию воды в дыхательные пути и в легкие (утопление) не было. На фотографиях, сделанных при осмотре трупа на месте обнаружения, видно, что все лицо обильно испачкано подсохшей кровью.
Буквально скрипя зубами, мы написали, что никаких данных за утопление в воде не усматривается и что в протоколе осмотра места происшествия (ОМП) под головой трупа никаких камней не описано. Мы указали также, что целость костей мозгового и лицевого черепа, несомненно, была нарушена до падения в колодец, и отметили, что, учитывая глубину колодца — около 4 метров, и массу тела Г. — около 100 кг, в результате падения могли образоваться дополнительные повреждения костей черепа. С моей точки зрения, это на квалификацию содеянного никак не влияло (впрочем, квалификация преступления не мое дело).
Перед этим мы со следователем и криминалистом областной прокуратуры исследовали место происшествия, т. е., приехав в Лагерный сад, спустились вниз по лестнице и, преодолев глубокий снег, добрались до колодца, измерили его глубину (3,8 метра от горловины), осмотрели и сфотографировали дно, которое было засыпано обломками камней и кирпичами, и желоб на дне. Ясно, что за прошедшее время картина изменилась. Данные осмотра мы использовали при экспертизе.
В очередном судебном заседании я огласил наши выводы. Адвокат нынче грамотный пошел — меня забросали вопросами о разных мелких подробностях падения и «утопления». Пользуясь своим процессуальным правом и размахивая, как дубиной, копией протокола ОМП, я попросил суд вызвать участников осмотра — следователя, криминалиста, оперативного работника и понятых.
На следующий день их допросили в суде. Результат меня, честно говоря, ошеломил. Выяснилось, что для следователя прокуратуры (выпускницы юрфака ТГУ) это был первый практический выезд на место происшествия. Все время, пока производился «осмотр», она просидела в машине, ни колодца, ни трупа толком не видела. Криминалист райотдела в колодец не спускался, крупноплановых снимков трупа в нем не делал. В колодец на веревке опустили оперработника, он обвязал погибшего веревкой и труп подняли на поверхность. Оперативник (молодец!) вылез сам. Только после этого криминалист сфотографировал тело, причем с грубейшими нарушениями правил судебной фотографии: не было масштабной линейки, оптическая ось фотоаппарата была направлена к объектам под совершенно произвольными углами (а не перпендикулярно, как полагается), как будто эксперт фотографировал не место происшествия, а пикник…
