Помню первый контакт. Между нами – пропасть стола, посадочной полосой уходящего в глубь кабинета. Стены в дубовых панелях, фаланга телефонных аппаратов, номенклатурный значок на лацкане, шестой десяток члена ЦК против тридцати моих беспартийных. И беседа – прямая, открытая. И физически ощутимый импульс понимания, поверх барьеров смыкающий нас.
Врезались в память две фразы собеседника.
Первая, исполненная сердечной боли: «Полоса великого безмыслия прошла по России!»
И вторая, как бы мимоходом, об очевидном: «В мире существуют только два современных государства – ну, вы понимаете: Союз и Штаты».
Партия на программном уровне провозгласила неизбежность гибели империализма, обещала «закопать» США. А тут один из её идеологов взял, да и стянул понятийным обручем непримиримых врагов. Он ясно видел: это качество – «быть современным» – драгоценное достояние, его завоевание – тяжёлый труд, его потеря – катастрофа. Это братство преодолевших предысторию, оно роднит поверх ядерно-классовых и иных границ. Так у Шекспира роковая сила бросила подростков в объятья, сломав маховик вековой вражды кланов.
Век расшатался. Время изменило русло, устремилось в новый проран между мировыми войнами. И те народы и государства, что бодро держались на стремнине, вдруг очутились в сонных старицах, зарастающих затонах, а то и вовсе в болоте. А две огромные страны, прежде колупавшиеся на отшибе, вдруг понеслись вперёд в потоке нового мейнстрима.
Как они туда попали:
были обречены на современность – или подвернулись ей под руку?
эволюционно – либо благодаря мудрому предвидению?
поймав течение – или перенаправив поток на лопатки своих турбин?
Да и что это, собственно, значит – «современный»?
Мы искали ответы у С. Платонова, спрашивали друг у друга, у авторов умных книг. Но думать об этом становилось не с кем и незачем.
Пророчество сбылось. Безмыслие обернулось бессилием. Грянула катастрофа – и в мире уцелела лишь одна современная страна.
Да полно, уцелела ли? А если да – продержится? И удержит на себе мир?
Способен ли вообще сохраниться однополярный островок современности?
Бывает ли современность частной, корпоративной, национальной, блоковой? Иными словами, возможна ли монополия на современность подобно собственности?
Ладно мы – но обойдётся ли мир без России?
Или уже есть кем заменить нас в тандеме?
Да и почему тандем – быть может, устойчивость мира нуждается в троице?
А для нас, выпавших из современности – заказан ли путь назад?
