«Если четыре раза ударит в окно белая вьюга, ты потеряешь свое колдовство».
Колдунья разожгла волшебный самовар, белый пар, словно снежные хлопья, окутал ее, и в клубах пара она увидела заснеженную избушку на краю Великой пустыни. И поняла, что это и есть тот дом, который отогреет сердце ее желанного гостя. Этот и никакой другой. Через десять лет в нем родится девочка. Ее лицо будет похоже на лицо путника так, словно они брат и сестра. Ее глаза будут еще чернее, а руки белее, чем у колдуньи, и на тридцать лет позже тронет ее волосы седина.
Колдунья перечеркнула рукой туманное виденье. Неясное предчувствие тревожило ее, как вопрошающий взгляд. Она плотнее притворила дверь, закрыла ставни, села, обхватив голову руками, и первая глубокая морщина прорезала ее лоб.
Колдуны не умеют думать. Они только слушают свое сердце, в котором отзывается мир, судьба, вечность. Она думала сейчас так, как думают люди. Думала всю ночь, а утром встала, подошла к лежанке и долго смотрела в лицо спящего. Потом положила руку ему на грудь, и руку вновь обожгло холодом.
«Нет, — покачала она головой, — не удержать его… Если в угоду судьбе только там отогреется его сердце, я подожду еще. Он оттает и вернется ко мне с теплом в груди».
Она бережно разбудила его и подала лохматую шапку.
— Ты должен идти, — молвила она.
Он молча стал надевать шубу, словно давно ждал этого, потом растерянно сел на скамью.
— Когда я отправился в путь, мне было шестнадцать лет. Я шел к тебе тридцать лет… — подсчитывал он. — Я больше не смогу, я умру в дороге.
— Что ты! — испугалась она. — Нет, нет. Ты еще молод. Что годы?! Жизнь измеряется ударами сердца. Каждому на жизнь отпущено определенное число ударов. И ни на один удар больше не проживет человек. И ни на один меньше! В пути сердце бьется медленнее. Нет, нет! Ты не только дойдешь, ты еще успеешь вернуться, и тогда мы будем счастливы навсегда. Я наколдую наше счастье!
Она говорила вдохновенно, и глаза ее горели в предчувствии великого колдовства.
— И что бы тебе не родиться обычной женщиной, — вздохнул он.
— Побудь со мной еще немного и иди! Ты бы все равно ушел — это судьба…
Они прожили вместе еще три дня и три ночи, а на четвертую он встал и, словно повинуясь смутному велению души, шагнул в пустыню вечности.
— Но ты должен вернуться, — кричала ему вслед маленькая колдунья. — Я заклинаю тебя! Я заклинаю! Я прошу…
И он ушел, будто не было его никогда. А она поставила на подоконник свой неостывающий самовар и села у окошка, чтобы ждать тридцать и еще тридцать лет. Она морщила низкий лоб, вглядывалась в хлопья горячего пара и видела нескончаемую дорогу, которая уводила ее единственного друга.
