– Как же прошли немцы? Мост же сгорел?
– Эх, старлей, немцы за полчаса через такую речку понтоны ставят. Ты что, первый раз на фронте?
– Да, первый раз, – признался Сырохватов. Он очень плохо себя чувствовал. Голова кружилась, распухшее лицо непрерывно ныло, один глаз заплыл окончательно, вторым глазом он едва видел.
– Надо в госпиталь, а то разбарабанило тебе лицо – мама родная не узнает. Идем, только вот куда? Вдоль реки пойдем, все не в чистом поле.
– Я не смогу идти, не вижу ни хрена…
– Идем, я помогу. – Капитан подал Сырохватову руку, помог подняться и буквально потащил его за собой.
Сырохватов едва шел, чуть не теряя сознание. Иногда ему казалось, что он видит какой-то жуткий сон. Что все это происходит не с ним. Что на самом деле он еще едет в поезде и, проснувшись, увидит перед собой того опрятного деда, который скажет ему: «Утро доброе, сударь, как спалось?»
– Старлей, как тебя там! Ты это чего, очнись, идти надо, идти! – шептал ему на ухо капитан, прижимаясь к земле у кромки какой-то канавы.
– Сейчас, дай передохнуть, ка… – очнувшись, заговорил Сырохватов, но капитан прикрыл рукой ему рот.
– Тихо, тихо, молчи, братишка, немцы совсем рядом… Если возьмут, нам крышка сразу, я замполит, да еще и еврей, а ты особист. У них приказ, сразу к стенке нашего брата, так что тихо, тихо, может, пронесет…
«Значит, вот как вы решили со мной разделаться. На фронт, значит. Нам коммунисты с железными нервами нужны! Все это вранье. Бросили заведомо на смерть, и дело с концом. Значит, верно, все пронизано предательством, все. Но Сырохватов не из таких. Нет, вы меня плохо знаете, товарищ комиссар. Плохо. Я выживу и вас, гадов ползучих, еще переживу…» Ярость туманила мозги Сырохватова.
– Эй, ты чего, старлей, там бормочешь, тихо! Говорю же, фрицы рядом.
– Так ты комиссар, да еще и жид?
– Ты чё, старлей?! Охренел совсем! Убери пистолет! Нем…
Капитан не успел договорить. Сырохватов выпустил в него всю обойму своего ТТ.
– Хальт! Хенде хох! – услышал Сырохватов над своей головой.
Отбросив пистолет в сторону, он поднял руки:
– Сдаюсь я, сдаюсь, видели, как я этого жида пристрелил? Видели?
– Ком, ком! – толкнул его в спину автоматом немецкий солдат.
Через час в кузове немецкого грузовика Сырохватова допрашивал обер-лейтенант Функ.
– Итак, вы убили своего товарища, офицера Советской армии, наши солдаты видели этот поступок. Скажите, зачем вы это сделали?
– Во-первых, он мне не товарищ. Он жид.
– Похвально, что вы так ненавидите евреев. За что?
