«Кембриджской новой истории»[3] и др.
«Реформационное движение, писали мы в другом месте[4], было явлением очень сложным, но все его элементы распределяются по трем главным категориям: у каждой были свои причины, свои движущие силы, своя сфера действия, свои результаты. Прежде всего реформация была движением чисто религиозным, крупным событием в истории западного христианства, как вероучения и церковной организации. С этой стороны в её основе лежали верующая совесть, оскорблявшаяся «язычеством» «вавилонской блудницы», и направленная на вопросы веры мысль, не сносившая ига непомерной власти «антихриста», – говоря языком реформаторов и сектантов о римской церкви и папе; заявленными целями реформации были «возвращение христианства к апостольским временам» посредством «очищения веры от людских выдумок» и «освобождение духа от мертвящей буквы предания». Результаты реформации в этом отношении – разрушение религиозного единства Западной Европы, образование новых исповеданий и основание новых церквей; развитие мистического и рационалистического сектантства, перерешение догматических, моральных и церковно‑практических вопросов, новое направление теологического мышления, развитие новых религиозных принципов, вольномыслие антитринитариев и деистов, учения которых представляли собой выход из исторического христианства в философию «естественной религии», и вместе с тем оживление умиравшего католицизма, пересмотр его догматов, починка всей его внутренней организации. Протест, который мы здесь видим, истекает из глубины религиозного чувства и из недр пытливой мысли, не удовлетворявшейся традиционным решением религиозных вопросов. Но средневековой католицизм не был вероисповеданием только: как царство от мира сего, он вызывал против себя протесты иного рода из-за чисто светских побуждений, из-за отношений чисто земной жизни человека и общества. Он был целой системой, налагавшей свои рамки на всю культуру и социальную организацию средневековых католических народов: его универсализм отрицал национальность, его теократическая идея давила государство, его клерикализм, создавший духовенству привилегированное положение в обществе, подчинял его опеке светские сословия, его спиритуалистический догматизм предоставлял мысли слишком узкую сферу, да и в той не давал ей свободно двигаться. Поэтому против него давно боролись и национальное самосознание, и государственная власть, и светское общество, и усиливавшееся в последнем образование, – боролись не во имя чистоты христианского вероучения, не во имя восстановления Библии, как главного авторитета в делах религии, не во имя требований внутреннего голоса совести, встревоженной «порчей церкви», и пытливой религиозной мысли, обратившейся к критике того, что перед её судом оказывалось «людскими выдумками», а просто потому, что система на все налагала гнет и втискивала жизнь в свои рамки, мешая её свободному развитию. Борьба против Рима, не касавшаяся вопросов царства не от мира сего, – явление довольно раннее в европейской истории: нападения на католицизм, как на вероучение и церковь, не согласные с духом христианства, со священным писанием, с требованиями верующей совести и мысли, возбужденной религиозными вопросами, – нападение, к которому подавало повод и противоречие между системой в идее и системой на деле, подрывавшее её былую власть над душами, – объединяло, усиливало, направляло к одной цели элементы светской борьбы с католицизмом во имя прав национальности, прав государства, прав светских сословий, прав образования, прав, в основе которых лежали чисто мирские интересы, – и само находило помощь в этой оппозиции Риму – национальной и политической, в этой вражде к духовенству – сословной и интеллектуальной. Гуманизм также заключал в себе идеи, через которые чисто культурно‑социальная оппозиция могла бы объединиться, формулировать свои требования, направиться к одной цели, и до известной степени он так действовал, секуляризируя мысль и жизнь западноевропейских обществ, но значение реформации именно в том и заключается, что оппозиция католической культурно‑социальной системы во имя чисто человеческих начал интереса и права пошла под знаменем реформированной религии. Наконец, развитие жизни выдвигало у отдельных наций разные другие вопросы политического, социального, экономического свойства, не имевшие сами по себе отношения ни к «порче церкви», ни к гнету курии и клира; в разных местах Западной Европы велась своя внутренняя борьба, и подготовлялись свои домашние столкновения, которые могли, как это и случилось в Испании при Карле V, разыграться вне всякой связи с реформацией церкви и с оппозицией курии и клиру, или же соединиться с движением чисто религиозным и с национальным, политическим, сословным и интеллектуально‑моральным протестом против папы и католического духовенства, что мы и видим в Германии, где за реформацию схватились и гуманисты, незадолго перед тем окончившие победоносную кампанию против «обскурантов», и имперские рыцари, недовольные новыми порядками, заведенными в конце XV века, и крестьяне, начавшие волноваться еще раньше, и низший слой городского населения, среди которого происходило социальное брожение против богатых, и князья, стремившиеся уничтожить последние признаки власти императора.
