Сбоку, на чугунной лавке, плоско блестя бритым затылком, сидел могучий мужик. Рядом, подавшись вперед, застыл кряжистый, пыльно-серый дог. Твердым, как палка, хвостом он стучал по чугунной лапе скамьи, попадая в такт треньканью. Мужик мрачно повернул ко мне кирпичного цвета лицо, дог, перестав бить хвостом, тоже недобро взглянул на меня. Мне стало не по себе, и я пошел дальше.
Наконец внизу мутно вспыхнула вода, долетела злая ругань чаек. Над крышами коренастых халуп показались мачты и засветились белыми углами верхушки парусов.
Потолкавшись в толпе голодных туристов, я устроился за кривым столиком у самого парапета. От воды тянуло тиной. Залив был забит лодками и яхтами, на мелководье прямо подо мной плавал одинокий ботинок.
Пиво оказалось неожиданно свежим и холодным. Одним глотком я отпил половину и, жмурясь, стал разглядывать лодки. По парапету прогуливалась чайка, она подошла и бесцеремонно уставилась в мою тарелку. Я кивнул ей в сторону гнутой жестянки со страстным запретом: «Чаек не кормить ни в коем случае!»
Допивая пиво, я с радостным облегчением вдруг понял, что там, в «Дюнах», меня никто не знает и мне не придется играть противную роль бедного родственника. Я подмигнул чайке – прикинусь каким-нибудь столичным репортером. Пренебрежительно шаркая тапками, квелая официантка возникла из черноты кухни и шлепнула на стол счет, припечатав по привычке солонкой. Ветра не было, в заливе был полный штиль.
Чайка, поджав одну ногу, с укором кивнула лакированным клювом, проследив, как я сунул двадцатку под солонку. Она явно пыталась меня пристыдить.
Оглядевшись по сторонам, я кинул умной птице остаток сэндвича и пошел к машине.
5
Из бардачка я выудил карту, что мне вручил в прокате ленивый и рыхлый клерк, он прочертил корявой линией кратчайший маршрут по первому шоссе. Решив, что спешить мне некуда, на перекрестке я свернул на проселочную дорогу – ту, что, согласно карте, вилась вдоль береговой линии.
С пейзажами мне явно не везло сегодня: романтические виды седой Атлантики снова загораживали сначала какие-то бесконечные ржавые пакгаузы, а после, кое-как выстроившись в линейку, потянулись мелкие, по большей части уродливые домишки, низкие пеналы мотелей с выбеленными вывесками, желто-красные котлетные, убогие лавки с антикварным старьем, у дверей которых были свалены деревянные колеса от телег, кучи битой домашней рухляди, кресла-качалки, гнутые каминные решетки, ведерные чайники с мятыми бронзовыми боками и прочая никчемная дрянь.
