Наконец появилась горничная Ары Омбы, молодая привлекательная женщина, облачённая лишь в короткое прозрачное платье, и попросила его войти.
Комната, а при более подробном взгляде спальня, являла собой полную противоположность предыдущему помещению. Стены и потолок, как впрочем и пол, были облицованы ониксом. Прямоугольные окна закрывали витражные ставни. Светильники в форме лилий, выточенные из цельных рубинов, горели по всем четырём стенам. Часть комнаты занимал круглый бассейн, в середине которого высилось ложе из пористой мягчайшей пластичной массы. Дно бассейна было зеркальным, а вода — насыщена терпкими ароматическими веществами.
Ара Омба сидела в одном из двух кресел, закутанная в простой махровый халат. Волосы растрепались, под глазами появились тёмные круги. Весь её вид говорил о перенесенном потрясении, разбившем её душу и тело, состарившем последнее лет на десять-пятнадцать. В этом жалком существе теперь так трудно было узнать всегда процветающую, вечно молодую Ару Омбу.
— Чем обязан столь лестной для меня чести быть приглашённым к… — Аби Кава чуть было не сказал красивейшей, но вовремя спохватился, подумав, что в данной ситуации такой комплимент может отдавать неискренностью, величайшей женщине Элеи, — продолжал он.
— Садитесь, милейший Аби Кава, — произнесла она осипшим, плохо слушающимся голосом. — Вызвать именно вас меня вынудили чрезвычайные обстоятельства, которые вам необходимо сохранить в строжайшей тайне.
— Само собой разумеется, Ваша Милость.
— Вы великий детектив, Аби Кава, но для уяснения этого дела, боюсь, детективом быть мало. Боюсь, что в данном случае нужно понимать женскую душу, её страсть, перед которой не может устоять никто, тем более мужчина, которого ей удалось покорить. А вы, говорят, непреклонный аскет? Сможете ли вы понять доверившуюся вам женщину?
— Ваша милость, позвольте мне быть откровенным с Вами во всём, тем более я уверен, что доверенные Вашей великой душе тайны не достанутся первым встречным. К великому сожалению я — аскет поневоле. И мне приходилось знавать упоение страстью Жажда всепоглощающего, всесильного чувства постоянно разгорается во мне со всё обостряющийся жгучестью. Но, увы! С некоторого времени тело, вступив и полный разлад с душой, стало полностью индифферентно. Это ни с чем не сравнимые муки — быть охваченным жаждой и не иметь рта для её утоления.
— В таком случае, Аби Кава, вы поймёте несчастную женщину. Одну тайну, при этом, вам следует признать за постулат. Я связана с Крокутом, помимо чувства любви, особой, непостижимой никому, связью. Считайте, что в самое ядро его личности вмонтировано нечто, что не может сопротивляться исходящим из меня сексуальным импульсам. Некоторое время, возможно, он и способен им сопротивляться, но быть к ним безразличным, бесчувственным — никогда! Когда закончилась процедура обновления его тела, у меня возникло желание насладиться с ним в его новом физическом обличье. Разумеется, я знала о его желании временно, на десять лег забыть о багаже своей прежней личности. Но, при этом, не узнав меня как Ару Омбу, он не мог не откликнуться на ту страсть, которой я окутала его снаружи и пронзала изнутри. Но, о ужас! Он остался холодным и безразличным. Я убеждена — тот человек не Крокут.
