Но если все давно ясно и с борьбой за лучшую жизнь, и с последствиями этой борьбы, отчего же люди так любят массовые революционные представления, после которых качество их бытия намного начинает уступать даже качеству их сознания? А по той же причине, видимо, по которой каждый драматический актер мечтает сыграть Гамлета. Каждый актер мечтает сыграть Гамлета, а каждый рядовой и, в общем-то, спокойный гражданин мечтает хоть на мгновенье сделаться глашатаем толпы, вождем. Или хотя бы постоять рядом с тем, кто пинками вытолкал за кулисы надоевшего актера и напялил на себя маску героя. Миг, в который тот, кто был никем, уступает иллюзии стать, хоть ненадолго, всем, – великий миг. Святой миг. Ни к свободе, ни к политике он никакого отношения не имеет. Только к анатомии. Понимание этого факта упрощает и понимание того абсурда, который несут с собой рвущиеся на сцену человеки.
Если чего и не хватает человечеству во всех его революциях, свободах, реформах – так это таланта. Но у нас нет другого человечества. Зато есть амбиции время от времени выходить на авансцену истории, оказываться в центре внимания и издавать звук. Есть постоянное стремление превращать историю в театр. Потому что театр – это маска мира.
* * *
Про дедушку, честно говоря, я не сразу понял. Да и понять не мог. Хотя что-то заподозрил. Впрочем, что я мог заподозрить? Что мой неожиданный собеседник и был когда-то тем самым тенором, который с трудом уполз со сцены, спасаясь от пятерки всадников? Но это же полная ерунда. Ни один нормальный человек такого заподозрить не мог бы. Ни за что. Он же не сумасшедший, этот нормальный человек, чтобы такое заподозрить.
* * *
А Левитанский заподозрил, что я специально исчез, чтобы он остался без обеда. Хотя я исчез, конечно, но не специально. Дело в том, что за нами в гостиницу должна была прийти машина, чтобы везти на обед. Но поскольку до ее появления оставалось больше часа, я решил прогуляться по Бат-Яму. И прогулялся. А надо сказать, что Бат-Ям – это такой городок, где все дома и все улицы одинаковые. По крайней мере, для меня. И вот, когда пришло время возвращаться, я обнаружил, что заблудился. Это было очень глупо. Потому что городок-то маленький, вытянут вдоль моря, да и гостиница – на берегу. И вот именно моря я и не обнаружил. Завернул за один угол, за другой, пересек пару улиц – нет моря. Хоть застрелись, а море исчезло. Только что было – и нет. Левитанский там вовсю ругался, так как обед для него – святое. А я пропал. Потому что не могу найти моря. Хотя оно где-то тут. И тогда, перебрав в голове с десяток знакомых мне местных слов, я выбрал, на мой взгляд, более подходящие и обратился к прохожему. Получилось примерно так:
