Это не был еще ультиматум, но практически в Лондоне и Токио готовы были к войне. Офицеры Ирландского корпуса получили приказ немедленно ехать в Индию, резервисты флота должны были сообщить в Лондонское адмиралтейство свои адреса, английская фирма Гиббса закупала чилийские и аргентинские броненосцы для японского правительства +53. И в Петербурге наступил момент, давно предсказанный Витте: Николай "поджал хвост и отступил" 28 декабря, заявив на совещании министров (в отсутствие Безобразова), что "война невозможна" и что следует включить в договор статью и о Маньчжурии. Теперь и здесь тоже потребовалось не более 10 дней, и 6 января Розен представил в Токио русский ответ: если Япония согласится восстановить в корейских статьях неиспользование Кореи "в стратегических целях" и "нейтральную зону", в соглашение будет включено, что Россия в Маньчжурии "не будет чинить препятствий Японии и другим державам в пользовании правами и преимуществами, приобретенными ими в силу существующих договоров с Китаем, за исключением устройства сеттльментов" +54.
Не зная еще этого решения Николая, Комура (29 декабря) обрисовал французскому послу в Токио "положение, как крайне серьезное, но не безнадежное", а накануне телеграфом просил у Делькассэ дружественного воздействия. Однако Арман вынес впечатление из разговора, что Комура "слишком уж рассчитывает на разногласия и борьбу вокруг царя и Алексеева, которые, по его мнению, задержат решительный ответ" +55.
Расчет Комуры не оправдался - задержки в Петербурге на этот раз не произошло. Но и "затруднение с Маньчжурией", снимавшееся, казалось бы, русской уступкой, в виде той "добавки", которую рекомендовала сама же Англия, не отпало.
Японская дипломатия теперь лихорадочно заработала на разрыв переговоров с царизмом.
III
Русская уступка 6 января, по-видимому, была некоторой неожиданностью для японской и английской дипломатии.
Про себя японцы свои контрпредложения 23 декабря уже считали "жестким минимумом, какой они могут принять": "Если Россия откажется пересмотреть свои предыдущие контрпредложения, Япония без сомнения прибегнет к энергичным мерам", и Гаяси 30 декабря по поручению Комуры, как описывал Лэнсдоун, "пожелал узнать, могут ли они ожидать нашей поддержки и в каком направлении". Лэнсдоун сразу "понял, что желательно указание, как будем мы действовать при обстоятельствах, когда налицо не будет "casus foederis" (т.е. если нападут не русские, а японцы. - Б.Р.), и спросил, что за "энергичные меры имеются в виду и какой поддержки хочет Япония". Гаяси не ожидал такой открытой постановки вопроса о неспровоцированной Россией войне и сослался на отсутствие у него инструкций. В качестве же своего личного мнения он указал на "благожелательный нейтралитет", "облегчение в снабжении углем", "транзит через колонии" и "денежный заем". Об одном только займе Лэнсдоун отозвался, что "тут есть серьезные трудности", но и то обещал "посоветоваться со своими коллегами". "Не имеет ли в виду Япония дипломатическую поддержку или посредничество этой страны?" - спросил Лэнсдоун. - Нет, - отвечал Гаяси, - "они теперь всецело заняты военными приготовлениями" +56.
