Память услужливо подбросила хаотичные обрывки то ли воспоминаний, то ли кошмаров. Взрывы, крики, стрельба. Госпиталь, ампутация, медаль. Мария в белом, лицо прикрыто фатой. Бутылка виски, дорожка порошка, притон.
Вспомнил.
Макс мрачно усмехнулся, пересохшие губы треснули, во рту появился солоноватый привкус крови. Теперь ясно, что за капельница и что за тварь с фонариком. Он в больнице для бездомных.
На соседней койке заворочалась груда тряпья, послышался сдавленный стон. Макс покосился на соседа: заросший, бородатый мужик вынырнул из-под серого одеяла. Лицо щедро усыпали сочащиеся раны и гнойники, торчащие из-под одеяла руки покрывали язвы. Видел таких ‒ будущий покойник, подхвативший вирус Снайпса. Макс приподнялся на локте и осмотрел палату. Коек не счесть и все похожими гнильцами заняты. Он облегченно выдохнул и откинулся на подушку. Раз тут, значит отмучался. Не так хотел, а чтоб под кайфом. Да и хрен с ним, лишь бы быстрее, ‒ думал Макс, глядя на белый потолок с облупившейся краской.
Послышались тяжелые шаги, заскрежетали колеса медицинской каталки. Дверь палаты распахнулась, впустив сквозняк и двух санитаров в защитных костюмах.
‒ Давай, на каталку перелазь, ‒ кивнул тот, что ростом пониже.
‒ На кой? ‒ удивился Макс. ‒ Я же вроде в эпидемке.
‒ Положить некуда было, вот и решили проблему, а к Снайпсу у тебя врожденный иммунитет. Перелазь.
‒ Не, мужики, я головой еле кручу, а вы встать предлагаете. Как перелезу? Телепортируюсь что ли? Я ж не эсп.
Санитары переглянулись.
‒ Перетягивать громилу не стану, ‒ запротестовал долговязый. ‒ Глянь, в нем же больше сотни! Откуда только у торчка столько мышц? Тут из качалки не вылезаешь, а на выходе ноль.
Сетования санитара Макса удивили. Сам себе он казался щуплым, хилым. Не то, что раньше. Когда-то его называли Железным Фреем, а в боевом скафандре он и вовсе на скалу походил. Враги боялись, свои уважали. Солдаты готовы были молиться на своего сержанта - сотни раз он из пекла ребят вытаскивал. А теперь Железный Фрей - разлагающийся изнутри калека.
Макс рассмеялся. Смеялся не над санитаром и его жалобами, а над собственной жизнью.
‒ Слушай, приятель, кончай ржать. Совесть имей, ‒ нахмурился коротышка. ‒ Нам что, тягать тебя? Давай, перелазь.
‒ Хоть поможете? ‒ спросил Макс, пытаясь подняться.
Путешествие с кушетки на каталку оказалось не из приятных. Каждое движение отзывалось пронзительной болью, в висках пульсировало. Но еще хуже была поездка по бесконечному коридору, казалось, колеса скачут не по плитке, а по рельсам. Подступила тошнота, и Макс едва сдержался, чтобы не испортить увлекательный вояж.
