Но не вернулся Иосиф и в тот день, и через день, и через неделю, да и через семь лет... До ледостава желтело на пригорке суденышко Иосифа, потом мужики занесли в сарай зимовать: «Пусть здесь дожидается хозяина», — сказал тогда Николай.
Из-за нее, из-за лодки, у Ефима, Николая и Михея были неприятности. Вскоре после того, как исчез Иосиф, участковый Савелий Косманович, увидев лодку, заподозрил их в том, что присвоили ее. Но как? Не иначе, как совершив над ним самосуд — отец полицая.
Савелий приплыл сюда через две недели после того, как взорвалась дамба. И его понять можно: все здесь, а одного человека нет. Где он?.. Где-где, чтобы мы знали...
Участковый был злой. Решил, что убили они Кучинского. Но жалел их, как тогда считал, преступников. Будто между прочим, подсказал им: дескать, лучше бы лодку снесло наводнение.
Нет, Савельюшка, если бы так, легко развязался бы этот узел: исчез Иосиф, и лодки его нет, значит, где-то сгинул. Наводнение же было досель невиданное, все вокруг на многие версты накрыло. Благо, пригорок и сарай на нем миловало. Здесь тогда такое творилось — ребятишек спасти бы да самим уцелеть, не до Иосифа, он особняком в своем доме жил. Хотя было — приплыл сюда, но не приняли его. Исчез бесследно. А если так, какой с нас спрос?
От лодки они не избавились и после подсказки Савелия. Знали, что этим вызывают подозрение. Пусть! Когда-то же должен отыскаться Иосиф. Только живым, или... А грех на нас есть, мы его, вернее, я, Ефим Боровец, изгнал, но не более того. На мне и вина.
А лодку его Савелий потом много раз видел. Не прятали ее. Но ничего не говорил. Ефим однажды, когда просмаливал ее на пригорке, сказал:
— Вернется Иосиф — бери, в целостности да в сохранности!
Савелий ничего не ответил, но заметил Ефим, стал мягче лицом, подал
ему руку и, поскрипывая хромовыми сапогами, пошел к Михею и Николаю, курившим в отдалении.
Семь лет никто не пользовался лодкой Иосифа Кучинского. Хотя каждую весну на день-два спускали ее на воду. Перед этим Ефим постукивал по бортам и по днищу, прислушивался к звуку и, убедившись, что доски крепкие, древоточцем не повреждены, просмаливал. Только не может так быть бесконечно, когда-то истлеет: пусть бы хозяина дождалась, Иосифа... Вот только, собираясь в Кошару, Ефим думал: «А вдруг там действительно Антон».
Было в этом что-то не совсем искреннее, словно выбирал, кто ему больше нужен. И вслух продолжал: «Хорошо, если б там — и тот, и этот. Хотя, конечно же, Иосиф на хуторе».
